Скрип снега под сапогами отдавался в тишине глухим стоном. Семён Волков шёл по узкой тропе, уводящей его всё глубже в лес, и думал лишь о том, что земля здесь дышит неправильно. Морозный воздух будто выталкивало из земли, как из грудной клетки умирающего, и этот невидимый вздох казался зловещим.
– Глупости, – пробормотал он себе под нос. – Сугубая глупость.
Он был человеком деловым, а деловые люди не склонны прислушиваться к сказкам о «мертвых болотах». Купец, торговец солью и зерном, он привык измерять мир весами и серебром, а не суевериями. И всё же – в каждом шаге, в каждом движении ветра слышалось что-то настойчивое, как будто земля шептала: уходи.
Местные крестьяне упорно твердили, что здесь, на этом возвышении, «место нехорошее». Будто ещё в старину стояло тут святилище, а потом было захоронение – и что под корнями сосен лежат тысячи костей. Семён лишь отмахивался: чем страшнее слухи, тем дешевле земля.
А земля ему нужна была отчаянно.
Волков остановился, перевёл дух и обернулся. За ним плёлся десяток людей – крепкие мужики, обмороженные, с кирками и лопатами. И ещё два воза с камнем. «Будет тут дом, – думал Семён, – дом, который и через сто лет не рухнет. Дом, с которого начнётся новый город».
Он видел будущее ясно: торговые ряды, пристань на реке, улицы с лавками. А вокруг всё – его.
Купец Семён Волков – основатель и хозяин.
– Вот тут! – приказал он, указывая на возвышение, где редкие деревья с трудом держались на мерзлой земле.
Мужики переглянулись. Один, седой, откашлялся и рискнул сказать:
– Барин… а может, ниже, ближе к реке? Место-то сырое, а тут… кости…
Семён резко повернулся:
– Кости? Да кости – это просто кости. Вся земля костями полнится. Хватит бабьих сказок. Копайте!
Они подчинились. Лопаты вошли в землю, и сразу же – глухой звон. Будто ударились не о камень, а о что-то полое. Мужики переглянулись снова, но продолжили. Вскоре показался белёсый осколок.
– Кость… – прошептал кто-то.
И тут не ещё одна. И ещё.
Семён нахмурился, но не подал виду. «Ну и что? Могильник. Таких по Руси тысячи. Зато земля сухая, возвышенная».
Он сделал шаг ближе, наклонился. В руках у одного мужика была почти целая человеческая челюсть, в которой всё ещё белели зубы. На ветру казалось, будто она ухмыляется.
– Закапывай обратно, – велел Волков. – И чтоб без разговоров. Завтра ставим фундамент.
Он отвернулся, но внутри что-то дрогнуло. Непривычно для него.
В тот же вечер, когда над лесом поднялась пурга, к их костру подошёл чужак. Высокий старик в звериной шкуре, с лицом в морщинах и глазами, в которых отражался огонь. Шаман, один из тех, про кого крестьяне шептались, что они помнят старые заклятия.
– Ты землю тревожишь, – сказал он низко, без приветствия.
– Землю тревожу? – усмехнулся Семён. – А может, я её в дело беру? Земля должна кормить человека.
– Эта – не будет кормить. Она будет пить.
Шаман наклонился к костру, поднял горсть пепла и рассыпал его в снег.
– Город вырастет, да. Но город будет пить кровь твоих детей и детей их детей. Под каждым камнем – кость, под каждым окном – стон.
Семён шагнул к нему, схватил за ворот.
– Старый пёс! Думаешь, испугаешь меня сказками? Да я тут такой дом возведу, что стоять будет вечно!
Шаман не сопротивлялся. Только улыбнулся устало.
– Стоять будет. На костях.
Он вырвался легко, как будто сам Волков разжал руки. И ушёл в темноту метели, растворился, словно тень.
Семён смотрел ему вслед и вдруг почувствовал, что лес действительно смотрит на него. Тысячи невидимых глаз в каждой сосне, в каждом сугробе. Он отогнал это чувство, громко приказал мужикам:
– Завтра рубим лес. Начинаем дом!
И только ветер ответил ему – протяжным воем, похожим на стон.
