В честь окончания средней школы Катя Ясина задумала совершить альпинистское восхождение на старую колокольню. Блестящая мысль пришла в голову на праздновании нового, тысяча девятьсот сорок первого года, под бой кремлёвских курантов. Высота всегда манила её своей загадочностью. Казалось, что небо в заоблачной выси отражает наш мир наподобие зеркала, и чтобы проникнуть в тайну, надо лишь раздвинуть руками облака или подняться над землёй вровень с птицами.
Осуществлять идею следовало втайне от мамы, поэтому своими намерениями Катя поделилась только с подругой Ольгой и одноклассником Максимом – они не только не выдадут, но и будут страховать трос внизу. Разбиться насмерть в Катины планы не входило.
Верёвку с крюком-кошкой раздобыла Ольга, тишком позаимствовав инвентарь у отца-лесничего, а Максим взял с собой фотоаппарат, чтобы зафиксировать местный рекорд. Фотоаппарат был единственный в округе, и Максим страшно им гордился.
Взахлёб читая в газетах о героях-альпинистах, Катя воочию представляла себя с мотком верёвок на плече и значком альпиниста СССР первой степени на груди. О славных альпиниадах тридцатых годов пели песни, сочиняли стихи и привозили в клуб документальные фильмы. Последний фильм о покорении Эльбруса киномеханик крутил три раза, заставляя Катино сердце трепетать от восхищения перед смелыми людьми, бросавшими вызов матери-природе.
Колокольня стояла далеко за селом, в чистом поле, густо поросшем ромашками. Когда по цветам пробегал ветер, создавалась иллюзия, что колокольня плывёт по белым волнам, готовясь отчалить в дальнее плавание. Рухнувшая церковь давным-давно сравнялась с землёй, а колокольня выстояла, впитывая в свои брёвна тьму веков. Лестница внутри насквозь прогнила, но наружные стены стояли прочно, уверенно. Нижние венцы, сложенные из сосновых брёвен в два обхвата, возносили вверх трёхъярусную башню, увенчанную четырёхгранной пирамидой звонницы со сломанным крестом.
Старики говорили, что колокольня не раз спасала народ во время пожаров, потому что колокольный звон могли слышать сразу в нескольких деревнях. Чтя историческую память, Катя коснулась ладонями тёплого дерева, словно вливая в себя частицу древней силы.
– Высоко! Может, не полезешь, Катька? Может, передумаешь? – Ольгин голос зазвенел истеричными нотками. – Если сорвёшься, меня отец убьёт.
– Так уж и убьёт.
– Ну, шкуру спустит…
Две девушки – Катя и Оля – резко отличались друг от друга как характерами, так и внешностью. Катя, одетая в сатиновые шаровары и футболку, была светловолосой, невысокой и со смешными детскими конопушками, а Ольга в голубом платье с белым воротничком – статной, броской, хоть сейчас в кино снимай.
Катя сердито нахмурилась:
– Вечно ты, Ольга, колеблешься. Прямо как оппортунистка какая-то, а не комсомолка.
– Сама оппортунистка.
Максим озабоченно настраивал объектив и в девичий разговор не вступал – знал, что спорить с Катей бесполезно, она кого хочешь переупрямит.
Прежде чем забросить крюк, Катя внимательно осмотрела козырёк первого яруса. Вздыбившаяся от старости дранка отсвечивала тусклым серебром, отдалённо напоминавшим чешую огромной сказочной рыбы. Крюк вошёл в дерево с глухим стуком, спугнувшим с крыши стайку взъерошенных воробьёв. Для надёжности Катя крепко подёргала верёвку и легко подтянулась на руках, чувствуя, как мышцы упруго наливаются силой. Сейчас она могла бы подняться до самого неба.
– Ура! Броня крепка и танки наши быстры!
Победно вскинув голову, Катя бросила взгляд на побледневшую Ольгу и весёлого Максима с фотоаппаратом в руках. От нетерпения он приплясывал на месте:
