«Я часто задумывалась о том, что чувствует человек, который в одночасье теряет всех родных. Проигрывала в голове всевозможные реакции. Кто-то падал в обморок, кто-то, судорожно бился в истерике, некоторые оседали на пол и, не проронив ни слова, заливались слезами. Я наблюдала за ними, стоя в той самой операционной, где белой простыней накрывали человека, что минуту назад проиграл в схватке со смертью. Однако никогда не думала о том, что испытаю я, ведь мои родители молоды, а дед, хоть и стар, но этот прохвост пережил бы внуков. Теперь же, пока стою у гранитных надгробий, внутри меня кричит пустота – холодная, леденящая душу утрата, скользящая щупальцами по телу, расползающаяся от позвоночника до пят. Хочется ли мне дать волю слезам, осесть на землю, биться в истерике? Да. Могу ли я себе это позволить? Нет, – Ева судорожно вздохнула, сжимая в руках охапку белых роз. – Пожар забрал с собой тех, кто был мне дорог. С особой жадностью сожрал все, что могло остаться на память. А что, если бы я не уезжала на уикенд? Что, если бы смогла предотвратить трагедию? И что могло стать причиной пожара? Весь дом оборудован противопожарной системой, да и за мои двадцать восемь лет подобных инцидентов не было», – Ева аккуратно разложила цветы у надгробий, сглотнув ком в горле. Легкий тремор прошел по телу, заставив поёжиться. Сумбурный поток мыслей прервал телефонный звонок из черного клатча.
– Тайлер, извини, я сейчас не могу… – она нехотя ответила на вызов, не успев подобрать нужных слов. – В связи с последними событиями… Я…
– Ты же помнишь про ужин? – перебил ее мужской надрывистый голос.
– Ужин? Тай, я не…
– Заеду за тобой в семь вечера, будь готова, – перебил он. – И не забудь, там будут мои родители, оденься нормально и, ради бога, причешись, – последняя фраза прозвучала с легким раздражением, которое собеседник даже не пытался скрыть.
– Нет, я не пойду… – не успела ответить Ева, как Тайлер сбросил вызов. – И в каком смысле нормально?
Ярко-медная копна волос свисала очерченными завитками ниже поясницы. Черное скромное платье облегало миниатюрную фигуру, покрывая полностью руки. Шелковый шарфик плотно закрывал шею и плечи. Солнечные очки прикрывали часть лица, пряча под ними опухшие, уставшие глаза. Алые искусанные губы чуть блестели от прозрачного бальзама. Помявшись на одном месте, Ева отступила на шаг, окинув взглядом огромное, безлюдное кладбище. Дойдя до серебристого лексуса, подаренного на день рождения родителями, села в машину откинувшись на кресло.
– Черт! Черт! Черт! – Ева зло стукнула по рулю. – Это просто немыслимо… – не верилось, что это происходит с ней. Казалось, кошмар длиною в неделю вот-вот закончится, она проснется, и все вернется на свои места. – Что мне делать, мам? – голос сошел до шепота. Ева сняла очки, откидывая их на пассажирское сиденье. – С чего начать? Я не понимаю… – уткнувшись лбом в руль, она прикрыла глаза.
В номере отеля на девятом этаже царил полумрак. Лампа у большой двухместной кровати освещала небольшой кусочек теплым светом. Ева обессиленно развалилась на махровом одеяле, уставившись в потолок. Стрелка часов медленно приближалась к половине седьмого вечера, отбивая каждый ход ненавязчивым тиканьем. Огромная, открытая лоджия была залита теплыми лучами уходящего солнца. Резвый ветер колыхал тюль. В дверь тихо постучали. Ева не повела и бровью, продолжая смотреть в потолок. Ей совершенно не хотелось никого видеть, слышать, а тем более разговаривать. Однако назойливый стук не прекращался, превращаясь в ритмичную мелодию.
