Гонец совершил непростительную ошибку, когда услышал из обступившего дорогу терновника приказ остановиться. Вместо того чтобы бросить повод и неторопливо поднять руки раскрытыми ладонями вперед, он пришпорил светло-гнедого горбоносого жеребца. Понадеялся, видно, на резвость не единожды проверенного скакуна.
Конь всхрапнул и рванул с места в намет.
Всадник подался вперед, нависая над коротко стриженой гривой. Юное лицо разрумянилось от азарта и собственной лихости.
Волосяной аркан, вылетевший из зарослей, упал гонцу на плечи, безжалостно затягиваясь вокруг горла, рванул его прочь с седла. Паренек покатился, взрывая палую листву, перекувыркнулся и замер, неестественно вывернув левую руку.
Два коня проломили грудью колючие ветви и устремились в погоню за светло-гнедым. Копыта глухо застучали по сырой земле. Всадники привстали на стременах, раскручивая над головами хищные петли арканов.
Следом за ними из кустов выехали еще полдюжины вооруженных людей на ухоженных, хотя и низкорослых конях. Мохнатые, надвинутые на лоб шапки, украшенные петушиными перьями, темные, далеко не новые жупаны. У многих на груди нашиты кольчужные «лоскуты». У каждого на левом боку узкая, кривая сабля. Двое, бросив поводья на холки коней, держали в руках до половины натянутые луки с изготовленными стрелами.
Даже на первый взгляд было видно – не лесные добытчики. Войско. Реестр. Вернее всего, хоровские порубежники. Их нынешней осенью с берегов Стрыпы на северную границу воеводства перекинули. Вот и ходили дозорами порубежники вдоль дорог и трактов, мимо сел и застянков, от Хомутца, что на западе, до Жорнища, которое восточный угол хоровщины замыкает.
– Глянь-ко, Гавель! – воскликнул один, черноусый и чубатый. – Угорец никак!
Урядник, к которому он обращался, недовольно дернул плечом – отстань, мол, не до тебя. Его конь, осторожно ступая, приблизился к неподвижному телу. Гавель наклонился, внимательно рассматривая лежавшего гонца. Потом вскинул голову, сердито встопорщив рыжеватые усы. Зарычал, словно почуявший чужака цепной пес:
– Тюха! Тюха, мать твою через плетень! Ты что, вовсе языка брать разучился?
Седоусый порубежник, который, потупив глаза, спрыгнул с седла возле гонца и поспешно сматывал аркан, втянул голову в плечи. Виновато развел руками, вздохнул, словно пытаясь сказать: «Ну, не виноватый я... Не свезло».
– Ты что ж за горло петлей берешь? – продолжал разоряться урядник. Даже плетью в сердцах взмахнул, но не ударил, не уронил чести порубежника. – Пеньку ж ясно – за плечи надо!
– Дык я... Это... – промямлил Тюха, зовущийся на самом деле Автухом. – Ну...
– Ну... – передразнил Гавель. – Ну – баранки гну! Стойла чистить до конца кастрычника пойдешь! Понял? Мацей!
– Я! – живо откликнулся скуластый порубежник со сросшимися на переносье бровями.
– Обыскать!
– Кого?
– Тьфу на вас! Пеньки колодчатые! – Урядник со злостью щелкнул увесистым концом плети по голенищу. – Угорца обыщи! Не Тюху же...
Порубежники с готовностью заржали. Горяч урядник, но отходчив и повеселиться любит. С таким хоть за Стрыпу, хоть за Лугу, хоть к лешаку на блины в глухомань лесную. Не выдаст, не продаст.