Сердце билось так громко, что Калли Гринуэй казалось, будто все пришедшие на аукцион могли слышать его учащенный стук. В это время цена за предпоследний лот – полотно Моне, художника-импрессиониста, всегда пользующегося бешеной популярностью среди ценителей живописи, – достигла и вовсе астрономической суммы.
Сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов – но даже этот испытанный способ не помог ей унять волнение, – она уже, наверное, в сотый раз переложила ногу на ногу и посмотрела на часы.
Через каких-нибудь десять минут сбудется ее давнишняя мечта, для осуществления которой ей пришлось приложить столько усилий. И почему вдруг в такой торжественный момент у нее сдали нервы?
Закрыв глаза, Калли попыталась найти разумное объяснение своему поведению. Впрочем, что тут ломать голову над этим вопросом? Все объясняется просто. Ей, простому реставратору, не по душе крутиться среди элиты художественного мира, обожающей подобные мероприятия, где красота и искусство служат лишь корысти и утолению амбиций. На престижном аукционе дома «Кроуфорд» Калли чувствовала себя чужой, не то что у себя в студии.
Вот в чем кроется причина того, что ей никак не удается успокоиться и сконцентрироваться на словах аукциониста – слишком официальная и снобистская атмосфера царит в зале. А мужчина во втором ряду тут совершенно ни при чем! Поправив черное шелковое платье, взятое на один вечер у сестры, Калли безуспешно старалась убедить себя в справедливости сделанного ею вывода. Пусть этот красавец сидит себе сколько угодно! Ей-то что? Его присутствие на аукционе никоим образом на нее не влияет!
Она уже отругала себя за то, что вообще обратила внимание на появление этого мужчины в зале, а списывать на него свои психологические проблемы из-за расшалившихся нервишек – верх абсурда! Ни один человек в мире не способен оказать на нее такое сильное воздействие, а тем более тот, с которым она никогда прежде не встречалась. Ну, если уж проявлять педантизм… почти никогда. Два дня назад она мельком видела его на предварительном показе выставляемых лотов, но они ни разу даже не столкнулись лицом к лицу и не обменялись ни единым словом. Ведь встреча предполагает хоть какое-то общение, разве не так? А они лишь разок посмотрели друг на друга. Или… два? Впрочем, какая разница! На него просто нельзя было не обратить внимания: высокий, красивый, с отличной фигурой, в дорогом, явно сшитом на заказ костюме… какая женщина пройдет мимо? Уже одно его появление на аукционе подобного рода наводило на мысль, что незнакомец богат. Может быть, даже феерически. И кто знает, нет ли у него вдобавок ко всему какого-нибудь громкого и бессмысленного титула, вроде герцога или графа. Да, этот красавец был явно из тех, кто если и удостаивает женщину взгляда, то лишь для того, чтобы оценить, не стоит ли провести с ней ночь. О втором взгляде, о второй ночи речь уже не идет. Но Калли все устраивает, так как у нее нет ни малейшего желания знакомиться с подобным высокомерным и самодовольным типом. Одного такого хватило на всю жизнь. Достаточно!
Тогда почему же у нее никак не получается выкинуть из головы мысли о синеглазом незнакомце? И почему приходится бороться со жгучим желанием обернуться на второй ряд кресел справа от нее? «А потому что каждый раз, когда ты оглядываешься, его губы растягиваются в неотразимой обольстительной улыбке, от которой у тебя начинает кружиться голова», – подсказал ей неожиданный и весьма нежелательный ответ внутренний голос, однако Калли мгновенно заставила его замолчать.
– И наконец, последний лот сегодняшнего аукциона, – услышала она. – Номер пятьдесят. Диптих художника девятнадцатого века Жака Ренара под общим названием «Женщина на берегу моря»; вне всяких сомнений, лучшая работа великого мастера. До того, как попасть к нам, произведение принадлежало Гектору Уолси, как вы все, конечно, знаете, недавно ушедшему от нас. К сожалению, обоим полотнам требуется серьезная реставрация, только после этого они смогут предстать перед нами во всем своем величии.
