Чужой?.. Свой?
Объяснительная записка Вадима Чекунова
Так уж сложилась моя жизнь, что приходилось жить и работать в странах, где я всегда выделялся среди местного населения. Не просто телосложением, а буквально всем. Африка и Азия не давали мне шансов затеряться в толпе и сойти за своего. Помимо внешности, были и другие причины. Я сознавал, что всегда буду чужаком, белой вороной, «заморским дьяволом» в этих краях – как бы хорошо я не говорил на местных языках, как бы глубоко не знал историю и культуру этих мест… Так уж устроен мир. Во всяком случае, значительная его часть. Это не вызывало во мне горечи или сожаления, но причиняло душевное неудобство – тебя постоянно разглядывают, бес стеснения обсуждают и ты, скорее всего, воспринимаешься ими не совсем как человек.
Когда вернулся на родину, после долгих лет на чужбине, мне показалось, что дома, наконец, отдохну. Ведь дома все свои. Отоспавшись с дороги, решил прогуляться по городу. Вышел на улицу. Стояла чудесная осень. Раньше не любил ее, но после адского пекла южных стран стал ей наслаждаться. Дождь кончился рано утром. Проглянуло солнце. Желтая краска облетевшей листвы заляпала мокрый асфальт двора. Смуглый человек размашистыми движениями метлы собирал ее в кучу. Пока я созерцал труд дворника, ему на подмогу явилось ещё несколько коллег, один темнее другого. Двор мигом наполнился оживлённым «вар-вар-вар!» и жестикуляцией, которая, как ни странно, не мешала им сгребать листья на носилки. Вот она – ирония судьбы. Столько лет прожить вдали от дома и обнаружить, что иные чужаки уже давно обосновались здесь. Вставил в уши наушники-затычки. Отыскивая в плеере подходящую настроению песню, вышел со двора.
Под цоевскую «Кукушку» направился к метро, отмечая по пути нашествие Азии на некогда типичный московский район. На детской площадке сидели молодые парни. Все, как один, в узких спортивных брюках и остроносых туфлях. Кто на скамейке, кто рядом на корточках. Их степные лица бронзовели от октябрьской прохлады и пива. Чуть поодаль, возле песочницы, стояла пара женщин в платках и длинных пальто. Одна из них что-то рассказывала, другая кивала и улыбалась золотым ртом. Вокруг них, подбрасывая кленовую листву, вперевалку бегали головастые дети. Плосколицые, темноглазые – неотличимые от китайчат, которых я насмотрелся за годы на чужбине.
Будущая смена, новое лицо города. Пока обособленная, она лишь присматривается раскосым оком к новым владениям. Сидит за кассами, стоит за прилавками, снуёт по дворам и стройкам. Изображает японских официантов и самураев в напиханных повсюду «Тануках» и «Япошах».
Усмехнулся – ведь в моих наушниках пел своим характерным речитативом кореец Цой… Я спустился в подземный переход. Там, в зыбком сумраке, продавал мочалки и бусы пухлый щекастый человек кофейно-молочного цвета, с чалмой на голове и воловьим взглядом. Его неотличимый на первый взгляд подельник стоял неподалеку на шухере, высматривая в толпе опасность. Из толчеи прокуренного перехода я выбрался на небольшую площадь возле метро. Возле ротонды метро, неподалёку от цветочных киосков, кружком стояли пузатые кавказцы в кожаных куртках нараспашку. К заполонившим площадь азиатам-рекламщикам добавился чёрный, как сапог, негр-студент с печальными желтоватыми глазами. С опаской взирая на прохожих, он пытался всучить им какие-то буклеты.
Новый Вавилон.
Ощутил себя иностранцем в родном городе. На мгновение стало неуютно и тоскливо. Сумею ли ужиться с новой реальностью? А куда деваться… Тем более, дома, у кроватки с ребенком, ждала жена, привезенная мной из Поднебесной… Я и сам, с семьей, теперь частица этого Вавилона…