Последнее, что помню об отце —
незапертая дверь к нему на кухню.
Морщины толстые на заспанном лице
за плотной пеленой – он много курит,
не открывая форточку. Теперь
он умер, и черты его истёрлись,
но до конца незапертая дверь
ещё осталась… Жаль, чужие втёрлись
в раздел имущества, оставив не удел
единственного сына. Как наследник
я тоже право на жильё имел,
но так случилось, что теперь в передней
чужие тапочки. Как будто никогда
и не было отца в этой квартире.
Осталось, впрочем, это ерунда —
семь слоников, разбросанные в мире
моим старанием, как память о семье,
чтоб кто-нибудь, когда-то, где-то вспомнил
и помянул, возможно, как во сне —
фамилия и имя, как запомнил,
как довелось услышать в первый раз,
при первой встрече – так при первой ходке
запоминают узника рассказ
правдивый до слезы и не короткий
в перечислении. И кто-нибудь утрёт
ещё слезу, как тряпкой пыль со шкафа,
что сохраняет, если вдруг припрёт —
поверхность и следы, не сыпя на пол
отходы быта… Ёлочный паркет,
