Работать в отделе Z не хочет никто. По крайней мере, мне такие чудики не попадались. Я, конечно, имею в виду живых полицейских, как я, а не… Ну, вы поняли. Даже если научиться не замечать запаха, в последнее время парфюмерная промышленность им здорово с этим помогает, всё равно. Вы знаете, что я имею в виду. Чтобы там ни говорили по ящику, радио и в интернете, мы с ними разные.
Я знаю, что так говорить нельзя, но это моё мнение. Я в курсе, что оно, мягко говоря, непопулярное. Моя бывшая, например, тут же бы меня за него отчихвостила, а начальство наорало бы так, словно я предложил им вернуть в конституцию рабство. Пускай. Я от своих слов не откажусь. Да и многие другие, включая то самое начальство и многих моих коллег, особенно живых, знают, что я прав. Просто помалкивают, чтобы сохранить работу и не иметь проблем. Так что нехер на меня гнать. Я не расист и не нацист. Я просто называю вещи своими именами: живые и мёртвые – разные.
Готов повторить это тысячу раз подряд, и можете тысячу раз подряд меня за это линчевать. Вот только кто пойдёт разгребать валящееся вам на голову дерьмо? Кто будет разбираться с преступлениями, которые творят и живые, и мёртвые? Явно не Кэрол или кто-то другой из её высоколобых прогрессивных дружков.
В то время, лет двадцать – двадцать пять назад, вирус ещё только начинал действовать. Как он работает, в каких случаях люди возвращаются с того света, а в каких нет, не было никаких внятных предположений. По телевидению, помню, говорили, что возвращаются только «проклятые», которых Господь не принял на небесах. По другому каналу в то же время выступал другой священник, утверждавший, что воскресают, наоборот, «истинные праведники». Сейчас смешно вспоминать их обоих, но кто мог знать об этом точно? Что мы должны были думать, когда из земли поползли плохо прикопанные и недостаточно разложившиеся трупы? Нас охватила паника. Их уничтожали. Потом начали возвращаться те, кто умер совсем недавно, иногда прямо на похоронах, а то и в моргах. Их в большинстве своём тоже уничтожали. Когда стало понятно, что зомби не агрессивны, их всё равно продолжали убивать – на всякий пожарный, или, в лучшем случае, запирать в концентрационных лагерях, для приличия наречённых резервациями. Когда ж наконец выяснилось, что зомби – те же люди, сохранившие большинство из человеческих чувств, и сами находятся в страшной растерянности, не понимая, что им делать со второй незапланированной жизнью, зазвучали мнения всяких человеколюбивых умников, предложивших изменить к ним отношение коренным образом. Потом, с помощью пропаганды и разных политических делишек, зачастую пахнущих похуже самих зомбаков, их начали интегрировать обратно в общество. Теперь мы живём так, как живём. Бок о бок с ними.
На животных, слава богу, вирус не подействовал. А, представьте, что было бы, если бы из домашних кладбищ полезли наружу откинувшие лапы домашние любимцы? Все ваши Чарли, Руби, Люси и Минди? Магазины, продающие хомяков, разорились бы или задрали цены до небес – домашние ублюдки жили бы вечно.
Жили… Ну да, многие употребляют именно это слово, хотя каким боком оно тут подходит? Об этом много спорят, но за полтора десятка лет так и не сошлись во мнениях, какое слово придумать зомбакам вместо «жизнь». Существование? Вторая или повторная жизнь? Живыми, замечу, их не позволяет называть ни наука, ни религия, ни здравый смысл. А на мёртвых они сейчас обижаются и тут же качают права. Это, мол, оскорбляет их чувства – «такие же, как и у вас!». По последним рекомендациям, спущенным с самого верха, вроде как надо избегать называть их мёртвыми. И вообще разделять на «нас» и «них». Особенно в присутствии прессы.
