Вечер был морозным. Она смотрела в окно такси и не могла отвести глаз от приближающихся серых стен Благовещенского монастыря. Когда-то она думала, что монастырь – это где-то далеко, в горах или в глухом лесу. Но оказалось – всего час езды от города, привычные дороги, маршрутки, заправки, магазины. И вдруг – поворот, и за ним высокий забор, купола, звонница.
Водитель остановился прямо перед воротами.
– Приехали, – сказал он коротко.
Она кивнула, расплатилась и вышла.
В одной руке Катя сжимала чемоданную ручку, в другой поддерживала рюкзак за спиной – это была ее новая жизнь, которая помещалась в эти вещи.
Металлические ворота отражали закат солнца и в лучах его подчеркивалась облупившаяся местами краска. Сердце сильно стучало.
По заснеженной тропинке она приближалась к колокольному проходу.
Навстречу ей шла серьёзная монахиня в очках, лицо которой было нахмуренно. Катя любезно спросила её:
– Подскажите, пожалуйста, где живет монахиня Лукерия?
Она, всё так же молча, показала ей пальцем на ближайшее здание за колокольней и пошла своей дорогой. Катя довольная постучала в окно справа от двери, в котором был свет. Дверь была закрыта. Из окна, отодвинув шторку, появилась старенькая бабушка и спросила:
– Ты кто?
– Я привезла письмо для монахини Лукерии от сына.
Спешно ей открыли дверь и быстро вместе с ее пожитками затолкали внутрь. Катя никогда не была в монастырях и не знала о правилах, которые там существуют. Уже спустя год она поняла, что это было «преступлением» со стороны монахини, которая без благословения приняла ее и получила письмо от сына. Обычно, все письма от родных сначала читала игумения, а потом, если считала нужным, передавала их по назначению.
Ей налили чай, предложили сладости, а мать Лукерия жадно расспрашивала о сыне. Через некоторое время появилась келейница мать Лукерии Лена и сказала ожидать, когда игумения пригласит на разговор. Ждать Кате пришлось долго.
– Откуда знаешь моего сына?– наконец спросила монахиня.
– Я живу в соседнем подъезде, он знакомый моих родителей. Когда узнал, что я хочу приехать в этот монастырь, сразу передал весточку,– сказала Катя.
Наконец, пришла Лена и повела ее в корпус, где находились игуменские покои, посадила на скамейку возле двери ждать вызова. На улице бушевали рождественские морозы. В помещении было так холодно, что ступни у Кати начали замерзать от холодного пола. В одних носках она переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться.
Через несколько минут Лена вернулась.
– Матушка Спиридона ждёт. Пройдём.
В кабинете за большим столом в кожаном кресле сидела матушка и с улыбкой указала Кате рукой присесть напротив нее. Она спросила ее, откуда она приехала, кто благословил ее в монастырь. Катя ответила, что в монастырь пришла сама, без благословения.
– А духовник у тебя есть?
– Нет, у меня никого нет. Но я в монастырь пришла навсегда,– сказала Катя уверенным голосом.
– Поживём – посмотрим. – Она встала, подошла к Кате, девушка тоже встала. Игумения протянула ей руку, она взяла ладонь в свою ладонь, думая, что игумения желает с ней попрощаться за руку.
– Ты что, никогда благословения не брала?– удивилась она.
– Нет,– сказала Катя. Она повернула ее кисти ладонями кверху и положила одну ладонь на другую.
– Вот так просят благословение, а когда тебе кладут руку на ладони, то ты должна поцеловать её.
Катя сделала всё, как ей сказала матушка.
Ее повели в рядом стоящий корпус, она зашла в большую комнату, в которой находилось пять кроватей. Лена предложила выбрать на свой вкус. Кате понравилась та, которая стояла в укромном месте, в нише. В помещении было довольно чисто, но жутко холодно.
Она положила сумку на стол, открыла чемодан. Вещей было немного: несколько платьев, платки, тетрадь, Библия. Всё, что осталось от прежней жизни, казалось ненужным и тяжёлым.
