Вместо предисловия: Как я встретился с писателем Тымнэттыкаем
С Сергеем Ивановичем Тымнэттыкаем мы познакомились осенью 2007 года, в Монреале. Я был там проездом, он – тоже. Хотя, надо признать, встречу мы запланировали заранее – ровно за два дня. Оба были заняты, оба путешествовали нечасто.
Я приехал из города Квебек, он – из Вашингтона. Я не был уверен, узнаю ли Сергея. На форумах он никогда не выкладывал фотографий, старался избегать личных деталей, псевдонимы выбирал неброские. Я даже сперва подумал: “Не агент ли ФСБ”? Но выяснилось, что Сергей Тымнэттыкай работает в Пентагоне, причём вполне официально. Нет, он не военный и не чиновник, а “специальный консультант”, но фактически стоит достаточно высоко.
Я сразу понял, что это он: приятный, уверенный человек среднего роста, в элегантном чёрном костюме, в светлом плаще. Рубашка – ослепительно белая, галстук завязан безукоризненно. Мне даже стало стыдно за мои потёртые джинсы, толстый шерстяной свитер и осеннюю куртку.
– Здравствуйте… – Сергей назвал меня по имени.
– Со мной можно на “ты”.
Это было на улице Сен-Дени, возле входа в метро Berri-UQÀM. Мы пошли в пивную “Trois brasseurs” и сели за столик. В те времена, там стояла бочка с фисташками: клиенты могли брать их сколько угодно, а скорлупки кидали прямо на пол. Не самая чистая пивная города, но зато самая гостеприимная.
Сергей заказал пинту безалкогольного пива, я – обычного. Началась беседа.
Про меня Сергей знал почти всё (“Читал твоё досье,” – признался он). Много рассказывал и о себе: про чукотское детство, про родителей – школьных учителей. Выяснилось, что мать Сергея – этническая белоруска. Волею судеб оказавшись на Чукотке, она перешла на чукотский язык и культуру, вышла замуж за уроженца этого края, но сына учила и белорусскому.
– Хотя говорю я по-белорусски очень плохо, – грустно признался Сергей. – Даже стыдно.
Дедом Сергея (хоть и “незаконным”) был белорусский поэт Юлі Таўбін. После одного из поэтических вечеров к нему подошла статная золотоволосая поклонница и, ничего не говоря, взяла за руку и повела за собой…Больше они не виделись, но мать Сергея – дочка поэта.
Сергей говорил со мной на французском – очень хорошем, немножко старомодном (“Никогда не жил во франкоязычной стране, – признался он. – Чукотка, Россия, потом – Штаты…Так что практики было мало. Немножко тебе завидую.”).
В девяностые годы Сергей покинул Родину и переселился в Россию, в Петербург. О питерском периоде он рассказывает в повести “Латъёл” (“Лисица”). К сожалению, текст ещё не переведен с чукотского.
– А как тебя занесло в Америку? – спросил я. Оказалось, в Штаты привела любовь.
– Моя жена – американка, – признался Сергей, – но она инуитского происхождения, с Аляски (инуитами в Северной Америке называют эскимосов).
С будущей супругой Сергей познакомился в Петербурге.
– А вырос я в мургин нутэнут, – говорит Тымнэттыкай. И поясняет: по-чукотски словосочетание “мургин нутэнут” означает “родной край”. Как и многие представители интеллигенции моего поколения, рос на стихах Кымытваль и Вальгиргина, на повестях Рытхэу. Был даже членом подпольного националистического кружка…
Наконец мы заговорили о деле. Сергей собирался перевести свои повести на русский и просил порекомендовать хорошего переводчика. Порывшись в памяти, я назвал своего давнего знакомого, Ивана Генриховича Деникина. Профессор Московского Национально-Гуманитарного Университета, Иван Генрихович как нельзя лучше подходил для этой задачи.
Сергей поблагодарил и откланялся.
Евгений Лакинский, 2014 г.
