Толпа пёстрой рекой текла по проспекту мимо нарядных особняков и доходных домов, вбирала в себя ручейки из переулков и скверов. Спешили клерки в котелках и поношенных пиджаках, в штанах, отполированных сзади прилежным сидением в конторах, шагали жилистые рабочие в заношенных куртках, в нагуталиненных по случаю праздника сапогах, крестьяне с загорелой до кирпичного цвета кожей, смешливые служаночки в саржевых платьях. Людская масса, шумная и бурливая, как воды Ифинга выплёскивалась на обширный прямоугольник Соборной площади.
С востока площадь венчал кафедральный собор, вздымающийся в небеса подобно застывшему пламени костра. Напротив стояло монументальное здание Генштаба с гипсовыми знамёнами и пушками на фронтоне. Южную границу площади обозначала чугунная ограда Императорского парка, где мраморные наяды и тритоны стыли под прохладным августовским дождиком. На севере площадь замыкала громада Трибунала с колоннадой из красного гранита. В лучах заходящего солнца колонны казались облитыми кровью.
Готлиб обогнул угол Генштаба и стал проталкиваться через толпу к строю гренадёр, оцепивших свободное пространство у подножия Трибунала.
– Господин офицер! – моряка нетерпеливо дёрнули за рукав. – Помогите мне. Пожалуйста!
Готлиб обернулся. Перед ним стояла невысокая девушка лет двадцати пяти на вид, в сером жакете и полосатой юбке вроде тех, что носят крестьянки из северных провинций. Головным убором ей служил видавший виды котелок. Возможно, его одевал на охоту отец или брат девицы. Чтобы придать котелку вид предмета женского туалета, его тулью обвязали куском зелёного газа, вероятно, под цвет глаз провинциалки. Но самих глаз не видать за тёмными очками.
«Должно быть, курсистка», – решил Готлиб. – «Приехала в столицу учиться».
– Господин офицер, мне необходимо пробраться ближе к Трибуналу, – девушка состроила жалостливую мину.
– Зачем? – удивился моряк.
«Курсистка» застенчиво улыбнулась и не ответила. Странное желание для юной девы: оказаться ближе к месту экзекуции. Впрочем, приверженность гражданскому долгу требовала поддержки во всех своих проявлениях.
– Следуйте за мной и постарайтесь не отставать.
Толпа напирала. Казалось, ещё немного и молодых людей разнесёт в разные стороны, как щепки в океане. Девушка схватила Готлиба за ремень.
– Вы моя последняя надежда! – воскликнула она.
Ничто не возбуждает на подвиги так, как женские слова. Офицер ввинтился в толпу подобно тому, как бур вгрызается в породу. Кто-то обругал Готлиба, кто-то в сердцах треснул по затылку так, что искры из глаз. Отчаянным рывком капитан проломился к шаткой цепи солдат в серых мундирах.
– Вот! – Готлиб показал пригласительный билет.
– Пропустите его! – приказал жандарм и заметил девушку, робко выглядывающую из-за плеча офицера. – А это…?
– Она со мной.
Жандарм махнул рукой: «Пропустить!» Осуждённых в серых балахонах уже вывели из Трибунала. Их было трое. Истощённый старик, справлявший омерзительные ритуалы на тайном капище в низовьях Ифинга, рослая и крепкая девица с простоватым лицом, которая до восемнадцати лет скрывала незаконные способности и молодой аристократ из Понизовья, по слухам, тайно пробравшийся в Империю из-за любви к бойкой дочери бывшего имперского посла. В руках стражей тускло блестели жезлы из полированной стали с белёсыми кристаллами вместо набалдашников. По мрачной иронии судьбы «северные опалы», изобретённые древними колдунами работали против их потомков, не давая воспользоваться устрашающими способностями.
Оцепленный солдатами пятачок казался островом в неспокойном море толпы и здесь на ступенях Трибунала собрались высшие чины империи. Одни присутствовали по долгу службы, другие из любопытства. Готлиб узнал низенького и совершенно лысого Венцеля Хацаи во фраке и лощёном цилиндре, с массивной тростью в руке. На шее плешивца блестел чёрной эмалью орден орла, отличительный знак члена коллегии Трибунала. Предстоящее событие было заслугой почти исключительно Хацаи. Он повёл дела так, что коллегии не оставалось ничего иного, кроме как, приговорить троицу в серых балахонах. Старый маньяк имел вескую и очень личную причину ненавидеть колдунов. Двадцать лет назад, во время Еретической войны эскадрон королевских кирасир ворвался в поместье Хацаи. Князя взяли в нужнике без штанов и в таком виде отправили в Норланд. Заодно (не пропадать же добру) северяне прихватили собрание картин, которое семья Хацаи собирала на протяжении нескольких поколений. А командовал этим безобразием колдун из династии Унрехтов, брат нынешнего короля Норланда. По окончании войны северяне вернули князя вместе с остальными пленными и даже снабдили на дорогу новыми штанами, но память о пережитом позоре не оставляла старика по сей день.
