– Жизнь – это череда расставаний. Все сбегают, кто-то раньше, кто-то позже. Только привыкнешь, привяжешься, а тут – держи фашист гранату! – шмыгая носом, размышляла хмурая Наташа, остервенело продираясь сквозь заросли колючего кустарника. Хотелось выть от тоски и на ручки, а еще жареной картошки с грибами и луком, и потому, собрав волю в кулак, она рыскала по лесу. В её жизни наступила очередная черная полоса – Миша ее бросил! Впрочем, опыт брошенки у Натальи к ее тридцати пяти годам накопился приличный: начиная с папаши, что ушел от них, когда ей было три года, и еще трех женихов из раннего, заканчивая сбежавшим котом. И теперь вот еще и Миша… Ее настоящая любовь, на которую она молилась и пылинка сдувала, даже хотела ребенка от него…
– Ну если бы умер – это понятно, хотя не дай бог, конечно, – Наташа перекрестилась. Смерти она никому не желала, хотя, что греха таить, иногда представляла, что если бы этот подлец умер, то пришла бы к нему на похороны. Она бы принесла большой букет белых лилий и была бы чрезвычайно хорошо в своем маленьком черном платье. Ведь она же похудела на целых пять килограмм, с тех пор как он ее бросил. Наташа представляла, как она, скорбно склонив голову, подойдет к гробу, краем глаза заметит рыжеволосую прелестницу, на которую он ее променял. Дальше картина похорон не клеилась, ибо пережить то, что он ушел к малолетней шалаве, она все еще не могла. Ну, может, и не шалаве, но эта девица явно была моложе ее на десять лет, а то и больше, и выглядела слишком вызывающе! Ох уж эти десять лет!
– Предатель, подлец, гад, чтоб ты сдох, – шептала лесная ведьма, в сердцах, сшибая поганки своей палкой – посохом, надеясь найти хотя бы один белый гриб, чтобы заесть одиночество его мясистой плотью, живьем зажаренной с луком. Да, сейчас она больше походила на ведьму, уж точно не на фею: волосы растрепаны, нос красный, глаза на мокром месте.
– Десять лет, а может, и больше – уму непостижимо! – возмущенно шептала Наташа, продолжая рыскать по кустам. – А самому – то далеко не двадцать! Сорок, однако, стукнуло неделю назад!
Она не стала поздравлять сбежавшего возлюбленного, хотя даже праздничный торт купила и свечи:
– А вдруг…
Но нет, "вдруг" не случилось. Он не одумался и не вернулся. В городом одиночестве мадам Брошкина зажгла свечи на божественной "Праге", до которой с ним они так и не доехали, хотя лапши он навешал и про Прагу тоже. И эти свечи в виде цифр: четыре и ноль, превратились для нее в вопрос, звучащий как будто с издевкой:
– И ЧО?!
– Неужели только возраст? – уплетая шоколадный бисквит за обе щеки, все не могла успокоиться она. – Девица малолетняя! Пустышка! Дырка от бублика!
Как-то она ее увидела, случайно. Ну, правда, не специально! Просто за три года совместной жизни она привыкла ходить Мишиными обычными маршрутами, и странно было бы на них никого не встретить. И вот, пожалуйста… Ненавистная парочка голубков прошла мимо, не заметив Наташу, а она от ужаса стремительно ретировалась в кусты. В тот день она была не в лучшей форме, хотя в целом выглядела вполне прилично: худощавая брюнетка со слегка вьющимися волосами до плеч, большие карие глаза, естественной полноты губы, чуть вздернутый носик. Настоящая красотка! Только вот тридцать пять не двадцать, это да! И потому она спряталась в кусты, осознав, что еще не готова вести себя адекватно и изображать отрешенный вид при встрече с бывшим возлюбленным. И вообще, не готова ни к чему! И более того, не готова жить без него! Ведь она все еще любила этого ублюдка! А он ее никогда, судя по всему! И только его рыжая малолетняя спутница непринужденно виляла задом, не подозревая о существовании Наташи и ее страданиях в близлежащих кустах.
