До Нового года осталось две недели. И в то время, как мои коллеги в предвкушении праздников подбирали подарки близким, наряд, для корпоратива, украшали свои рабочие места, я, не желая и слышать об этом празднике, всецело погрузилась в работу.
С самого детства для меня тридцать первое декабря равнялся дню траура. Странно, не так ли?
Мне было десять. Я отчетливо помню день, когда помогала маме на кухне с приготовлением новогодних блюд. Мы нарезали салаты, пекли мясо по-французски. Мама сама испекла шедевральный торт. Елка, как и вся наша московская двухкомнатная квартира была украшена под стать празднику. Но, буквально за шесть часов до того, как пробили куранты, мы с мамой получили удар похлеще, в самое сердце.
Придя домой, мой отец даже не снял верхнюю одежду. Он отправил меня в свою комнату, желая о чем-то поговорить с мамой наедине. Я решила, что они будут обсуждать, как именно подложить подарок под елку (к тому времени, вера в Деда Мороза ослабевала с каждым годом), и осталась подслушать их разговор, за слегка приоткрытой дверью.
Папа не стал ходить вокруг да около и выложил маме всю имеющуюся у него информацию:
– Вера, я ухожу.
– Куда уходишь? Твоя смена окончена. Неужели ты взялся кого-то заменить на работе?
Папа работал врачом скорой помощи. Он часто брал подработки, чтоб мы с мамой ни в чем не нуждались. Как оказалось позже, причина была совершенно в другом.
– Ты не поняла. Я ухожу от тебя.
Мама присела на стул, выпучила на папу глаза, медленно протирая руки в кухонное полотенце.
– Сегодня не первое апреля. Не удачная шутка! – Произнесла она, явно будучи ошарашенной.
– Я не шучу. У меня будет ребенок. Точнее, у нас со Светой, будет ребенок.
– Света? Это та самая медсестра, которая работала с тобой в смене?
– Именно.
Я стояла за дверью и меня охватил дикий ужас. Как так-то? У моего папы скоро будет сын. Я вовсе не была разбалованным ребенком, но мне льстил статус «папиной принцессы», как он часто сам меня называл.
Я никак не могла понять, неужели еще неродившийся ребенок стал ему дороже меня? Ох, что только не творилось в ту минуту в моей детской голове. Я хотела уйти в свою комнату, ноги резко подкосило, я присела у двери на корточки. Прикрыв лицо руками, я более не видела того, что происходило на кухне, но отчетливо помню каждое произнесенное слово.
– Знаешь, мог бы сообщить об этом радостном событии завтра, – с болью в голосе произнесла мама.
– Не мог. Я сейчас подарю Кате подарок и ухожу.
– Ты уйдешь прямо сейчас?
– Верно. И прошу тебя, только не устраивай сцен перед ребенком. Это бесполезно. Я уже все для себя решил.
– Похоже ты и за нас все решил, – тихо шепнула мама, затем добавила, – Не переживай, никаких сцен не будет. Единственное, о чем я тебя попрошу, скажи Катюше, что у тебя смена, а твои вещи я соберу завтра.
Папа открыл кухонную дверь и обнаружил ревущую меня.
– Катя, дочка, – начал он, но я оттолкнула его руки от себя и с диким криком: «Не трогай меня!», убежала к себе в комнату.
Лишь когда отец ушел, маме удалось уговорить меня открыть дверь.
– Его точно нет в квартире? – уточнила я, высовывая голову из комнаты.
– Нет. Пойдем смотреть телевизор? – предложила мама.
– Мам, папа ушел от нас? – интересовалась я, когда мама перебирала пультом каналы.
– Доченька, мне жаль, что ты стала свидетелем той ситуации на кухне, но ты уже совсем взрослая и должна понимать, папа любит тебя, как и прежде.
– Тогда почему он ушел? Он любит того ребенка больше, чем меня?
– Нет, ты здесь не причем.
Не понимаю, как мама сохраняла спокойствие весь вечер. Мы посмотрели два фильма, накрыли стол и дожидались боя курантов. Она всеми силами старалась исправить мое отвратительнейшее настроение. Я сделала вид, будто все в порядке, чтоб не расстраивать ее. И если при мне она каким-то чудеснейшим образом держалась, то, когда мы разошлись по своим комнатам, я услышала, как она тихо плачет в подушку.
