День был ясным, солнечным, лучи щедро били в окно. Маленький Анлуинн стоял перед подоконником, на котором находились горшки с цветами.
Один цветок выглядел совсем жалким, чахлый и скрюченный, посеревший, жизни в нём практически не осталось. Скорей всего, завтра-послезавтра он погибнет.
Несколько дней Анлуинн наблюдал за постепенным увяданием растения, и сегодня у мальчика возникло желание помочь цветку.
Он не знал точно, получится ли у него. Как и во всех предыдущих подобных случаях, он мог полагаться лишь на веру. Веру в свои силы, в себя, в то, что мир слушается его и подчиняется ему. Всё вокруг становится таким, как он захочет – стоит лишь пожелать и применить волю.
Множество успешных попыток в прошлом – тому доказательство. Они укрепили веру Анлуинна. Поэтому он не ощущал сомнений.
Анлуинн направил ладони на скрюченный, демонстрирующий всем своим видом что такое «болезнь» и «умирание», стебель растения, успокоил свой дух, сосредоточился, и перешёл в особое торжественное состояние.
Настала Великая Тишина. Не было никаких звуков, никаких движений, весь мир замер и как бы перестал дышать. Снаружи за окном замерли осенние деревья, перестали шуршать золотистой листвой. Перестал дуть ветер. Прекратила жужжать последняя в этом году, одинокая муха, что кружилась над подоконником. Ничто не дышало, сама материя затаила дыхание и застыла.
Анлуинн перенёс всё своё внимание на внутреннюю сторону ладоней, сконцентрировался на ощущениях – появилось покалывание, лёгкие электрические разряды заплясали по рукам. Дыхание Анлуинна стало очень, очень, очень мееееееедленным и доооооооолгим, будто исчезло вовсе. Всё стало вязким, воздух вязкий, солнечный свет вязкий, облака увязли в синем небе и остановились, время, сам мир – всё вязкое. Вязкое, густое, и переставшее дышать.
Глаза сами собой прикрылись, оставляя лишь маленькую щель между веками. Запульсировало во лбу – в точке между бровей. Лицо стало горячим, жар охватил щёки, лоб.
Сцена, которую видел сейчас перед собой Анлуинн, стала меняться. Вокруг цветка появилось нечто вроде слабого кокона, состоявшего то ли из пара, то ли из света. Внутри стебля растения появились нити, жилы, протянутые от корневища в земле к ветвям и каждому листочку. По жилам пробегали световые вспышки, двигающиеся как челнок ткацкого станка: туда-сюда, туда-сюда – вверх-вниз, от корня к листьям, от листьев к корню. Можно было сравнить это с дыханием: вдох-выдох, или с биением сердца: ту-дум, ту-дум. Каждый раз, когда световой импульс достигал листочка, тот ярко вспыхивал, и звучал неслышимый звук – похожий на звон разбивающегося стекла. Световой импульс достигает листа – птыщщщ! Световой импульс достигает листа – птыщщщ! Но этот звон не слышно, его невозможно воспринять ушами, какой-то другой, не физический орган, улавливает его.
Анлуинн продолжал концентрироваться на ощущениях в ладонях и в какой-то момент заметил, что и его ладони окружает такой же пар, дымка, что окружала цветок. Только цветок окружала дымка, имеющая желтовато-зелёный цвет, а ладони Анлуинна были покрыты красным или оранжевым. Малыш почувствовал, как дымка от его ладоней стала расширяться, протягиваясь к цветку, и соприкоснулась с дымкой растения.
И в тот момент, когда это касание случилось, Анлуинн ясно ощутил, что теперь и сама его мысль, его сознание, способны коснуться дымки цветка, могут проникнуть в неё, и могут повелевать ею. Он может отдавать приказы…
Самым забавным в этой практике было, когда он отдавал приказы вОронам. Те слушались его беспрекословно. Первое время, конечно, лишь один из десяти его приказов доходил до них, да и исполнялись они как попало, но со временем, с тренировками, он получил полную власть над чёрными птицами. Он мысленно велел воронам прилететь – и они прилетали к его дому, он велел им улететь – и они улетали.