Шестой день, свернувшись эмбрионом на кровати под клетчатым пледом, лежал Иван Андреев. Рядом стояли табурет с лекарствами и медный тазик с холодной водой, через его бортик перевешивалось мокрое вафельное полотенце. Оно, как мертвая серая рыбешка, безжизненно смотрело на паркет, истекая застоявшейся водой.
В черной лужице отражался свет новой луны, робко заглядывавшей в окно. А с подоконника вглубь темной полупустой дачной комнаты смотрела вереница больших и маленьких кактусов. Плед закопошился. Из-под него раздался сиплый стон. Андреев трясущейся рукой потянул полотенце, и тазик с грохотом опрокинулся. Вода потекла в коридор.
В этот момент раздался частый стук. Андреев приложил полотенце к узкому горячему лбу и облегченно выдохнул.
– Сосед! Ты жив? – послышался с улицы бодрый мужской голос.
– Жив, жив! Заходи, Николаевич!
В коридор по-хозяйски зашел коренастый мужик в бейсболке и распахнутой красной клетчатой рубашке, из-под которой торчал загорелый круглый живот. Николаевич был председателем правления садового товарищества, дела вел четко и строго, не прощая дачникам задолженностей. Но к долгам соседа относился лояльно и всегда был с ним обходителен. Андреев, по-дружески подшучивая над ним, прозвал его на американский лад Реднеком.
– Как ты? – участливо спросил Реднек, приподняв бейсболку. В полумраке забелел его морщинистый широкий лоб.
– Почти сорок, – слабым дрожащим голосом ответил тот.
– Давай «скорую» вызову, – Реднек вытащил мобильник из кармана рубашки и уже приготовился набрать номер.
– Э, не… Убери! Не хочу в больницу! – взмолился Андреев.
– А если у тебя пневмония? К врачу надо, сосед. Шестой десяток пошел – не молодой пацан, чтобы так хорохориться.
– Достань лучше из того шкафчика хреновуху, – Андреев указал на угол навесной полки, которая виднелась из кухни.
Реднек молча встал и наполнил две стопки.
– За тебя! Будь здоров! – сказал он, протягивая стопку соседу.
– Тебе, Реднек, пить не советую, – приподнявшись с кровати, произнес Андреев неожиданно строго. Николаевич глянул на него круглыми глазами, и рука со стопкой невольно опустилась.
– Вспомни, как ты сегодня с лестницы полетел, когда спускался с чердака, и как головой об угол стены долбанулся. У тебя голова до сих пор кружится. Сотрясение, дружище.
– Сейчас она закружилась еще больше, – Реднек медленно опустился на кровать и поставил стопку на табурет с лекарствами. – Как узнал?
– Знаю, и все, – нехотя ответил Андреев, опустошив стопку.
– Чур меня, чур! – перекрестился Реднек, перебив соседа.
– Молчи! А то ляпнешь еще что-нибудь. И давно это у тебя началось?
– Как заболел.
– Да, и правда – странная болезнь. Свиной грипп… Птичий грипп… Может, новый вирус какой?
– Бог его знает, Николаевич, – Андреев взял с табурета реднековскую хреновуху и, зажмурившись от удовольствия, выпил.
– Ладно, сосед, я пошел. Будь! – Реднек поспешно утопал, несколько раз махнув рукой на прощание.
Андреев вновь укутался с головой в плед. Ему мерещилось, что он один сидит в ветхой вагонетке, которая на бешеной скорости мчит по крутым виражам американских горок. А ведь Андреев никогда на них не катался. Он лишь когда-то со стороны видел, как у других захватывает дух. «Обязательно попробую», – говорил он сам себе. И вот сейчас представилась возможность… Только вокруг было пустынно – никто, задрав головы, не смотрел на него снизу. Все аттракционы существовали исключительно для него, отчего сердце сжималось от страха. Пугало и то, что еще одним пассажиром был молодой человек, очень похожий на Андреева. Он ехал за ним следом, и ни один мускул на его лице не дрогнул, когда вагонетка сделала очередной сумасшедший вираж.
