Дорогие читатели! Книга написана очень давно, и
тогда я писала намного хуже, чем сейчас. Убедительная просьба
избавить меня от сомнительного удовольствия читать комментарии о
том, что вам не зашло и вы не осилили. Поймите правильно: книга
старая, и я не стану её исправлять или полностью удалять из-за
того, что кому-то она показалась водянистой. Одним нравится, другим
- нет. Ценные указания тоже мимо, потому что сейчас с высоты
своего опыта я прекрасно вижу, что можно было сделать лучше. Но уже
не сделаю, из песни слов не выкинешь.
Итак, если вы умеете закрывать книгу, которая
вам не зашла и не идти к автору с претензиями, то добро пожаловать
в эту сказочную историю! =)
Приятного чтения!
***
Под его ногами лежал ковёр из пожухлой серо-коричневой
листвы, на котором изредка попадались яркие пятна жёлтых и красных
листьев – ошмётки красоты золотой осени. Ветер пронизывал до
костей, трепал ветви деревьев, подхватывая мелкий лесной мусор, то
завывал, то стихал, но стихал лишь для того, чтобы набраться сил и
ударить новым порывом.
Стоял обычный осенний вечер. Для всех людей он таковым и являлся
– действительно обычным промозглым временем суток, от
которого хочется сбежать в уютный дом, сесть у печки или у камина,
укутаться в мягкий плед и выпить тёплого глинтвейна. Так было для
всех, и лишь для одного человека в огромном мире, а может, даже в
нескольких мирах, этот вечер был особенным – потому что вполне мог
стать последним из подобных вечеров. Именно возможность того, что
это последний такой вечер, заставляла его не отворачиваться от
порывов ветра, кидающих ему в лицо мокрые листья и ледяные капли
дождя, не ёжиться от холода, а, напротив, наслаждаться каждой
секундой пребывания здесь и сейчас. Наслаждаться не с радостью, а с
каким-то особенным чувством, которое щемило сердце и угнетало.
Мужчина сидел на поваленном подгнившем дереве в глубокой
задумчивости, о чём свидетельствовало его угрюмое выражение лица,
тяжёлое дыхание и тот факт, что он совершенно не обращал внимания
на то, что с его коротких тёмных от воды волос дождевые капли
струйками стекали ему же за шиворот. Он нервно прикасался кончиками
продрогших пальцев к длинному широкому неровному шраму на левой
щеке, который появился у него когда-то давно от раны, полученной
при простом неудачном сплаве по порогам реки. Задумчивость была
давящей: он должен был решиться рискнуть своей жизнью ради других
людей. Рискнуть не столько жизнью, как таковой, то есть не формой
пребывания в пространстве и времени, а своей привычной жизнью:
жизнью среди знакомых ему людей, со своими привычными законами,
принципам и стереотипами, друзьями и неприятелями, со своими
проблемами и надеждами, но тоже такими привычными. Он не был готов
потерять это всё, но привык мыслить логично, и этот образ мышления
подсказывал ему, что он должен попытаться. Кто-то в любом случае
должен пойти на это, и нет весомых причин, почему этим кем-то не
может стать именно он: многим людям, даже большинству людей есть
гораздо больше, что терять, чем просто привычную жизнь.
Шанс, что всё пройдёт удачно, что ничего не произойдёт и он
продолжит жить как прежде, был. Шанс был, но логика не позволяла на
него надеяться. Было бы гораздо проще принять решение, если бы была
конкретная опасность и конкретные люди, которым он мог бы помочь.
Но ему предстояло рискнуть ради каких-то теоретически возможных
людей, которым чисто гипотетически угрожала опасность, да и то
мнимая. Скорее не опасность, а неизвестность. Неизвестность, в
которой окажется он, а не они. Обязательно окажется, если всё-таки
решится, в этом он ни капли не сомневался. Так же он знал, что как
только примет решение, его жизнь превратится в ожидание: никто не
мог сказать когда всё это понадобится, через несколько часов или
через несколько лет.
