В открытое окно врывался тёплый ветер, и вертикальные жалюзи
слегка покачивались. Узкие полоски ударялись друг о друга, создавая
мерный шорох. Из проезжающих по дороге машин доносились обрывки
мелодий, и где-то очень далеко гудела сирена пожарной машины.
Совсем немного пахло дымом и сухой землёй.
Лето ещё не наступило, но было уже совсем не по-апрельски тепло.
Небо не могло похвастаться ни облачком, и солнце припекало так, что
хрупкая листва на деревьях перестала быть глянцевой. Если закрыть
глаза, можно было легко представить себя на пляже...
Кому я лгу? Даже при очень сильно развитой фантазии сложно
спутать это место с тем, где хотелось бы оказаться на самом деле.
Стены источали мерзкий запах не до конца высохшей краски, гудящий
кулер время от времени странно щёлкал, а лампа под потолком едва
заметно мерцала. Пыль от бумаг, принесённых из архива, заставляла
морщиться и время от времени чихать. Каждый раз сидящая напротив
женщина демонстративно приспускала очки в ядовито жёлтой оправе на
кончик носа и прожигала меня тяжёлым взглядом. Я смущённо
извинялась, что абсолютно не производило на даму никакого
впечатления, и после тяжкого вздоха, в который она умудрялась
вложить всё своё возможное презрение в мой адрес, мы вновь
погружались в работу.
Справедливо считая бесполезным занесение в базу данных сведений
двадцатилетней давности о покупке и продаже земельных участков, я
всё же терпеливо вбивала фамилию за фамилией в графы, лишь изредка
потягиваясь и с тоской косясь на часы, висящие на стене. Может, они
сломались? Иначе объяснить их медлительность было сложно.
После очередного обращения к часам, я с удивлением обнаружила
перед собой пластмассовый стаканчик и баночку с оранжевой
этикеткой.
- Твоё лекарство, - Жанна Ивановна выдавила нечто похожее на
улыбку. Между накрашенных вишнёвой помадой губ мелькнул золотой
зуб. - Опять забыла?
Изобразив ответный любезный оскал, я забросила капсулу в рот и
запила водой. Конечно, я не забыла. Просто почти сразу после приёма
меня слегка мутило и очень хотелось отсрочить этот момент.
- Ты такая безответственная, - женщина вновь уселась в своё
кресло и с преувеличенным трагизмом потёрла виски. - Ведь знаешь,
как важно пить их в одно и то же время.
- Конечно, - бесцветно согласилась я, незаметно вынимая
лекарство из-за щеки и делая ещё один глоток тошнотворно тёплой
воды.
- Твоя болезнь предполагает...
Я делала вид, что слушаю её, но опустив голову, рассматривала
собственные ладони. Мне не нужно было очередное напоминание о том,
что я неполноценная. Несколько тонких шрамов на запястьях это
подтверждали. Сдвинув браслет, я очертила один из них, ощущая
неровность кожи, и в снова испытала сомнение. Неужели я могла
сделать это с собой? Я не помню, совсем не помню, как разрезала
вены, и до сих пор не могла поверить, что решила сделать подобное.
Жизнь я любила и, хотя в последнее время у меня было много проблем,
решать их таким безумным способом не стала бы точно.
- Это не мой путь, - пробормотала я задумчиво и закусила губу,
понимая, что опять думаю вслух.
- Ты опять не слушаешь? - почти закричала Жанна Ивановна, и я
сдержалась, чтобы не одёрнуть её.
Конечно, я виновата в том, что ей приходиться следить за приёмом
лекарств. Правда в том, что уже несколько дней обеденную дозу
лекарства я прячу в карман джинсов и выбрасываю в туалете.
Наверное, она действительно считает, что если я перестану их пить,
то начну набрасываться на окружающих. И начну с неё. Сложно
представить, как я смогла бы это сделать, при нашей разнице в
весовых категориях, но говорят, что сумасшедшие люди очень
сильные.
- Голова гудит, - привычно солгала я, пряча улыбку.
