Лондон, 1815 г.
Леди Сефора Коннот отчетливо поняла: сейчас она умрет. Ее черный жеребец, испугавшись чего-то, встал на дыбы на мосту и сбросил ее. Перелетев через ограждение, она упала в реку.
Послышались крики сестры и взволнованные возгласы окружающих. Сефора больно ударилась о воду, и все звуки сразу стали приглушенными. От страха у нее перехватило горло. Она инстинктивно сделала вдох, но внутрь хлынула вода. Тяжелая намокшая одежда тянула ее вниз, в темноту и мрак. Она не умела плавать и камнем пошла ко дну; рядом не было ничего, за что она могла бы ухватиться.
Дергая лиф амазонки, она пыталась расстегнуть платье, но все тщетно. Сверху было слишком много пуговиц, а под ними – плотный корсет на шнуровке. Многослойная тугая одежда льнула к ней, обволакивала и сковывала.
Вот и все.
Настал ее конец… Руки и ноги отказывались ей повиноваться. Лишь болела лодыжка, которую она ударила при падении. Сверху сочился свет. Ее же тянуло вниз, во мрак и грязь, к рыбам, в залежи черного ила. Жизнь заканчивается. Ее время истекло… Она умирает, не успев как следует пожить… Зажав руками рот и нос, чтобы не наглотаться воды, она ощутила резь и жжение. Легкие требовали воздуха… Еще минута – и она задохнется!
Свет наверху померк; в воду упал тяжелый предмет. Она чуть склонила голову и увидела: прямо к ней устремилось что-то большое… чья-то фигура. Полностью одетый мужчина протягивал к ней руку. Она ошеломленно смотрела на него. Неужели он настоящий? Неужели он нырнул за ней в темные и холодные глубины Темзы?
Он сразу понял, что девчонка не надеется на спасение. Она застыла в воде, похожая на огромную медузу. Раздуваются широкие юбки, светлые волосы стоят дыбом, лицо бледное, как лунный свет, глаза широко раскрыты.
Он со злостью подумал: джентльменам из высшего общества стоит учить своих дочерей плавать! Умей она плавать, она давно бы уже оттолкнулась ногами и всплыла на поверхность. Все, что угодно, только не эта покорность и нежелание сражаться! Обхватив ее в темноте и пронизывающем холоде, он плотно прижал губы к ее губам и вдохнул в нее остатки собственного воздуха. Затем он с силой оттолкнулся и стал подниматься, держа девушку за запястье. Хорошо, что она не вырывалась, а покорно двигалась вместе с ним… Он с трудом удерживал ее: намокшая одежда была очень тяжелой. Ее изумрудная амазонка казалась единственным ярким пятном на много миль вокруг.
Наконец-то показалось солнце, и ветер взъерошил ему мокрые волосы. Спасенная девушка обхватила его ногами, а рука обняла шею. Пытаясь держаться, она оцарапала его щеку до крови.
– Проклятие! Да успокойтесь вы! – хрипло произнес он, пытаясь отдышаться.
Но девушка его словно не слышала. От страха она вцепилась в него мертвой хваткой и, широко раскрыв голубые глаза, тащила его под воду. Снова выругавшись, он крепко прижал ее к себе и поплыл к берегу, выгребая против течения. Он обрадовался, когда заметил, что навстречу им бегут, чавкая по грязи, люди.
Он снова вспомнил ил в Хаттонс-Лэндинг; грязная жижа, густая, как патока, и липкая, как нефть, облепляла его, тянула вниз… Его охватила безудержная дрожь. Здесь тоже ил; он проваливается в него по щиколотки, ил испачкал его чулки и подол длинной юбки спасенной девушки. Она по-прежнему льнула к нему, как перчатка к руке, забирая остатки тепла.
Ему нужно поскорее уйти отсюда, очутиться дома, подальше от любопытных глаз и жалости, которая ему совершенно не нужна. Спасенную тем временем обильно вырвало: когда вонючее содержимое Темзы начал вытеснять воздух, из ее рта хлынула вода. Она тоже дрожала. Наверное, от потрясения, подумал Фрэнсис, которого по-прежнему трясло.
