Париж, Франция – июнь 1812 года
Майор Саммерли Шейборн открыл дверь своей квартиры на улице Сен-Дени, вошел в затемненное сумерками помещение и с удивлением обнаружил ожидавшую его молодую женщину. На ней были очки с толстыми стеклами, светлые, почти до белизны, волосы небрежно собраны на затылке. Ему никогда не доводилось видеть подобного цвета волос, по крайней мере у дам ее возраста, и это наводило на мысль о намеренном его изменении.
– Я пришла предупредить вас, монсеньор.
Шейборн заметил, как в левой руке женщины блеснуло лезвие ножа и быстро исчезло.
– Предупредить, мадам? О чем?
По привычке он стал вслушиваться, однако ее манера произносить французские слова не давала возможности выявить особенности, а с ними и принадлежность к определенному региону. Так не говорили нигде.
– За вами следит Савари и его люди из министерства. – Дикция ее была четкой. – Вы позволили себе вести слишком много разговоров о французской военной политике на Марсовом поле и в кофейнях; люди начинают задаваться вопросами.
Женщина зажгла свечу, повернула голову так, чтобы пламя не падало ей на лицо, затем подняла ее и поднесла к лицу майора. Таким образом, его лицо было освещено, ее же оставалось в тени.
– Некоторые осмелились предположить, что вы вовсе не американский офицер.
– Кто вы?
Незваная гостья коротко рассмеялась, хотя ничто в ее облике не говорило о веселье. От этих звуков по спине у Шейборна пробежал холодок.
– В политических сражениях не берут пленных. Одно неверное движение – и вы мертвец. Даже любопытный и очаровательный иностранец не застрахован от того, чтобы однажды нож скользнул меж его ребер. – Пламя не дрогнуло, подчеркивая, насколько уверенно она держится. – Люди из тайной службы будут здесь через несколько дней, они начнут задавать вопросы. Вы шпион, майор Шейборн, и представляете ценность для обеих сторон. В жизни всегда наступает момент, когда удача разворачивается спиной и уносится прочь.
Шокированный ее словами, Саммерли невольно обернулся.
– Почему вы все это мне говорите?
– Прошлое, – прошептала женщина, прошла к двери, открыла ее и бесследно исчезла во мраке.
Майор стоял, не шевелясь, обдумывая услышанное.
Прошлое.
Теперь что-то в облике незваной гостьи казалось ему знакомым. Что-то, скрывающееся за линзами очков, в интонациях и голосе, под волосами, точнее, под париком, он был уверен в этом. Воспоминания походили на вспышку молнии. Шейборн выпрямился, пытаясь удержать равновесие и преодолеть дрожь.
Она легко шла по улочкам, ведущим к Пале-Рояль, затем по переулкам к улице Пети-Шам, время от времени заставляя себя замедлить шаг из опасения, что быстрый темп привлечет ненужное внимание. Поздний июньский вечер радовал прохладой, хотя прогретые булыжники мостовой, ворота и стены с южной стороны уже намекали на предстоящую жару. Женщина остановилась и провела рукой по камню, покрытому песком, словно патиной. Впереди была видна таверна, в которой она иногда останавливалась, сейчас шумная и полная посетителей. Скрывшись от посторонних глаз в тени, она сняла бросавшийся в глаза новый и очень дорогой парик и накинула капюшон шелкового плаща.
Сейчас у нее нет желания ни с кем встречаться, говорить и объясняться. Она мечтала вымыться и провести час-другой на балконе с бокалом «Пуйи-Фюме», источающего особенный дымный аромат. Вино было куплено вчера в Марэ у еврейского лавочника, имевшего хорошие связи с виноделами из плодородных долин Луары. Больше всего на свете она хотела сейчас остаться одна.
