Печатается по решению Ученого совета Государственного института искусствознания
Рецензенты:
кандидат искусствоведения М. А. Бусев
кандидат искусствоведения А. К. Флорковская
На обложке: Алена Киш. Расписной ковёр «Рай». Фрагмент. Холст, масло. 1930-е гг. Историко-культурный музей-заповедник «Заславль». Белоруссия
© Коллектив авторов, 2018
© Государственный институт искусствознания, 2018
В пространстве тотального китча
Ибо никто из нас не представляет собой сверхчеловека, чтобы полностью избежать китча. И как бы мы ни презирали китч, он неотделим от человеческой участи.
Милан Кундера
«Невыносимая легкость бытия»
Главной особенностью китча[1] является его постоянное ускользание от четкого определения: его нельзя ограничить какими-либо временными рамками – он существует параллельно любой культуре, нет четких эстетических критериев для его описания, нет отличающих его техник – китч использует любые материалы. Но есть одна общая черта: он оперирует штампами – некими устоявшимися в общественном сознании клише – словесными, изобразительными, музыкальными, – легко узнаваемыми представителями разных поколений и разных национальностей. Эта же черта роднит китч с наивным искусством и с массовой культурой, также опирающимися на готовые формулы, проверенные временем. Здесь же происходит его соприкосновение с народным искусством, призванным оберегать древние традиции. О различиях между китчем и массовой культурой у автора этих строк уже была возможность высказаться[2]. Необходимо добавить, что китч может претендовать на звание предшественника массовой культуры и главного источника ее вдохновения. Очень часто китч становится частью массовой культуры, но не всегда тождествен ей. Массовая культура продолжает оставаться, прежде всего, социальным феноменом, при этом наиболее занимательные ее формы становятся предметом изучения искусствоведов и философов. Китч же является всего лишь массовой продукцией, окрашенной в яркий национальный колорит, и не может сопоставляться с массовой культурой – одним из главных орудий всемирной глобализации. В этом смысле произведения contemporary art в большей степени обладают признаками массового искусства, при этом их создатели активно пользуются средствами и методами китча. О новом витке изучения темы китча и современных телесно-ориентированных практик, связанных с индивидуальным восприятием, свидетельствуют проведенные в Москве выставки «Украшение красивого. Элитарность и китч в современном искусстве» (2012–2013, ГТГ) и «Удел человеческий» (2015, ГЦСИ).
Одной из задач при формировании данного сборника было выявление демаркационной линии между наивным искусством и китчем, что и отразилось в его названии. Проблема описания произведений наивного искусства состоит в том, что порой они ассоциируются с китчем. К сожалению, даже в текстах специалистов, публикуемых в научных и популярных изданиях, очень часто понятия китча и наивного искусства смешиваются и взаимно заменяются. Нечеткость определений вводит читателя в заблуждение, создает превратное впечатление как о категории китча, так и о наивном искусстве. Если на заре ХХ века представители профессионального искусства не делали различия между китчем, народным и кустарным (на продажу) творчеством (М.Ф. Ларионов называл все вместе «лубком»; также был распространен термин «примитив»), то для работ художников, подобных Анри Руссо, достаточно быстро был изобретен термин «наивное искусство». Однако в России в 1920–1930-е годы «наивное искусство» терминологически было замещено официальным понятием «самодеятельное искусство», изначально имеющим более широкое поле коннотаций и лишенным стилевой компоненты. Самодеятельность объединяла любые проявления любительского творчества, утверждала стилевое разнообразие и считалась первоначальной ступенью для профессионального овладения тем или иным видом искусства. В искусствоведческой литературе запрещалось употреблять термин «примитив», а в иных областях он мог применяться исключительно с негативным оттенком. Лишь в конце 1980 – начале 1990-х годов понятия «наивное искусство» и «примитив» были реабилитированы.
