Реми́
Роскошное свадебное платье цвета слоновой кости тихо шуршит от каждого движения и мягко сияет в свете огромной хрустальной люстры с бесчисленным количеством стеклянных нитей, густой бахромой свисающих с высокого потолка. Я дышу через раз, а мои ноги совершенно ватные, и, если бы не твёрдый локоть ненавистного жениха, я бы, наверное, рухнула, как только перед нами распахнули массивные двери в ярко освещённый холл.
В панорамных окнах сотнями оттенков жёлтого, оранжевого, красного и розового ослепительно пылает летний закат. Весь мой родной Бостон как на ладони. Джон-Хэнкок в лучах вечернего солнца из стеклянного небоскрёба превращается в гигантский слиток золота. Купол Капитолия вот-вот расплавится. А я, кажется, умру раньше, чем город утонет в тёплых августовских сумерках…
* * *
Неделей ранее
Реми́
Под мерзкое дребезжание будильника с трудом открываю глаза.
– Чёрт…
Накануне мне жахнуло девятнадцать, но лучше бы кто-то вовремя жахнул мне подзатыльник и запретил смешивать алкоголь. Во рту – словно кошки нагадили, голова похожа на колокол, по которому хаотично ударяет с десяток молотков. Меня подколачивает лёгкий озноб, а желудок изощренно намекает на необходимость вывернуться наизнанку.
– Твою мать…
Я трачу несколько минут на то, чтобы принять вертикальное положение, и с закрытыми глазами плетусь в ванную. В шкафчике за зеркалом прячутся вожделенные таблетки от похмелья. Хватаю первый попавшийся стакан, включаю воду и смиренно жду, пока спасительная шипучка целиком растворится. Выпиваю кисло-сладкую жидкость в два жадных глотка. Желудок снова противно сжимается, но я не позволяю ему извергнуть ценное содержимое.
– Больше никогда не буду пить… – эту лживую клятву я повторяю, когда перебарщиваю с выпивкой. Случается это нечасто, может, пару раз в год, но всё равно смешно.
Лоб и затылок раскалываются от боли, ступни и ладони окончательно леденеют от пьяных спазмов. Я напряжённо вздрагиваю, но заставляю себя дойти до душевой. Стянув короткое тёмно-зелёное платье, в котором так и уснула, кое-как избавляюсь от нижнего белья и делаю пару шагов по шероховатой светло-бежевой плитке. Поток горячей воды обрушивается на мою дурную голову, и я уже готова стонать от блаженства, но мир вокруг опасно покачивается, и мне приходится сесть на пол, чтобы не грохнуться на кафель.
С четверть часа сижу, упёршись лбом в белоснежную стену, пока вода согревает мою шею и плечи, а таблетки начинают мало-помалу действовать. Откуда-то снизу доносятся приглушённые мужские голоса. Кажется, отец планировал сегодня посетить гольф-клуб…
Собираюсь с мутными мыслями и аккуратно поднимаюсь с пола, выдавливаю на ладонь немного шампуня с лёгким ароматом ванили и тщательно намыливаю волосы. Поразительно, но желудок, кажется, тоже пришёл в себя и активно урчит, требуя завтрак.
Не успеваю смыть пену, как снизу раздаётся непонятный грохот. Потом снова. И голоса мужчин переходят на повышенные тона. Замираю от растерянности. Через несколько секунд кто-то агрессивно стучит в дверь. Именно агрессивно. Удары кулаком по деревянной поверхности эхом отзываются у меня в голове.
Проворно смываю остатки шампуня, а дверь тем временем сшибают с петель, и тяжёлые, несомненно мужские шаги оповещают меня о незваном госте.
– Одевайся. У тебя минута.
От накатившего ужаса я совершенно забываю, что стою голая под тёплыми струями воды, и оборачиваюсь на низкий мужской голос. В нескольких ярдах от меня, скрестив руки на груди, возвышается незнакомец в чёрной рубашке и синих джинсах.
– Что… – с моих губ почти беззвучно слетает одно-единственное слово.
– Тридцать секунд, – безэмоционально произносит он. – Иначе я вытащу тебя отсюда в чём мать родила.
