Шёл снег. Игорь двигался по краю крыши высотного дома. Над ним простиралось бесконечное серое небо, которое он видел сквозь равномерно опускающиеся белые хлопья. Снег падал на его голову, лицо, на его тонкую куртку, носки… Ботинки он почему-то не надел. Не чувствуя ни холода, ни неудобства, он ловко работал широкой лопатой. Рыхлый снег не сопротивлялся, и одним движением сразу удавалось сбрасывать его в большом объёме. Будучи неисправимым экстремалом, не признающим оград и умеющим преодолевать сложные барьеры, Игорь наслаждался своей высокой позицией, наблюдая, как с каждым рывком снег слетал с лопаты и, описав дугу, нёсся вниз. Вдруг, откуда ни возьмись, выскочила чёрная короткошёрстная кошка и, глядя на него своими ярко-синими глазами, истошно заорала, явно намереваясь накинуться. От неожиданности он качнулся вправо и, не удержавшись, сорвался с крыши… Стремительно падая, он смотрел, как хлопья снега так же размеренно и спокойно продолжали спускаться с неба. Мелькнула мысль, что очень скоро на крыше снова станет белым-бело… Крепко сжимая в руке лопату, наблюдая за этажами, которые уходили вверх, как в замедленной съёмке, он не мог вспомнить, когда ездил на могилы к Кольке и Нурику.
Сколько времени продолжалось его падение, он не знал.
Перед ним стоял высокий человек в серой холщовой рясе, подпоясанной верёвкой. Длинные волосы незнакомца, такие же белые, как снег, который Игорь счищал с крыши, распадались на неровный пробор; усы, наполовину закрывающие верхнюю губу, по бокам переходили в длинную и такую же белоснежную бороду до колен.
– Где я? Что со мной? – озираясь по сторонам, проговорил Игорь.
– Ты у меня в гостях, – ответил старец и, глядя на него, развёл руки в стороны.
– Боюсь даже спрашивать, кто передо мной…
– Если ещё не понял, лучше спроси, чем мучиться.
– Неужели Бог? Разве ты человек? Или это чтобы я тебя увидел и услышал?
– Во-о-от. Я и не сомневался, что ты сообразишь. Не зря, видать, книги-то читал в детстве. Грустно мне на тебя смотреть, Игорь. Только и делаешь, что таланты свои разбазариваешь.
– Таланты? У меня?
– Да. Помнишь, твой учитель по сапожному делу туфли шил на заказ, а ты ему подсказал, как лучше сделать задник?
– Откуда тебе это известно? Я тогда один к нему пришёл и потом ни с кем не делился.
– Мне всё ведомо. Даже то, в чём ты сам себе боишься признаться, – отвечал Бог.
Игорь никак не мог определить цвет его глаз: сначала они ему показались зеркально-синими, потом – зелёно-серыми, затем ещё какими-то.
– Э-эх, кабы и правда талант… Мог ли я его не заметить? И… неужели я умер? – спросил Игорь.
– Разве ты живешь? Тело твоё бодрствует, а душа заплутала и заснула… Поэтому ты прозябаешь. Цены себе не знаешь.
– Цена? Да лучше б я там с ними… Душа моя на войне ведь осталась. Там мои друзья погибли. Девушка не дождалась, замуж вышла. Если б не ушла, может, всё сложилось бы иначе. Родителей не стало, пока я со смертью играл. Единственное утешение – водка и обувь, которую чиню, и да, шью изредка, когда клиенты появляются. И ещё есть женщины одинокие, что в мастерскую приходят и просят утешить их. Только это мне совсем радости не даёт. Думаю, что и им не особо… Нет. Пусть так и будет. Устал я напрягаться. Зачем мне эта грёбаная жизнь?
– Жизнь тебе дана не для чего-то, не почему-то. Это подарок, дорогой мой. Ты должен её жить. А ты? Позволил душе своей потеряться. Не на войне она, – продолжал Бог.
– Где же?
– Это только ты сможешь узнать, сам. Надо душу твою разыскать, разбудить и вернуть. Вот когда перестанешь думать только о себе, ждать радости от кого-то и гадать, зачем тебе всё это, а начнёшь действовать, то и продолжится твоё житие человеческое, а не то, что сейчас у тебя. Ты же избранник.