Первое, что я почувствовала, очнувшись — это запахи. Странная
смесь немытого тела, сивухи и затхлости. А ещё надо мной раздавался
тихий, полный безнадёги шёпот:
— Мама, проснись. Давай же, очнись. — Всхлип, голос был
мальчишеский, детский.
Опять всхлип, и что-то упало мне на живот. Или кто-то?
Я медленно, нехотя приоткрыла глаза и поняла, что меня за талию
обнимал ребёнок, орошая мою одежду на уровне живота слезами. Причём
даже плакать он старался тихо. Звучало это очень странно.
Уж что-что, но дети обеих сестёр всегда были шумными, что
девочки, что мальчишки. И моя печаль по поводу невозможности иметь
больше детей, кроме единственной радости — дочери, уходила, когда я
вспоминала своих неугомонных племянников-школьников.
Но тут голос был таким безнадёжным, что я неосознанно положила
ладонь на голову мальчугана, и попыталась приободрить:
— Ну чего ты, чего, не всё так плохо. — Вырвалось воронье
карканье, от которого я застыла, испугавшись.
— Мама? — Растерянно. — Мама, но ты совсем умерла, не дышала.
Мама!
На меня навалились всей небольшой тушкой и сжали изо всех сил в
объятиях.
Я полностью открыла глаза, свет резанул по ним, хотя в комнате
царил полумрак, растерянно погладила мальчишку по волосам, бубня
неосознанно:
— Здесь я, здесь, жива. Ну, чего ты, Маркус?
Осознала, что сама назвала по имени незнакомого мальчишку,
которого разглядывала. Наморщила лоб, пытаясь вспомнить, откуда я
его знала, и поняла, что, вероятно, сошла с ума.
Голова была тяжёлая, мысли лениво ворочались, но я откуда-то
знала этого мальчугана. Закрыла глаза, расслабившись, и тут поток
воспоминаний хлынул в голову, смывая любые мысли.
Не знаю, сколько времени прошло, но, открыв глаза, я увидела
того же мальчугана, с беспокойством смотревшего на меня.
— Мама? Ты… Вокруг тебя была она… Я видел её вот здесь… —
Шёпотом проговорил мальчуган. Вернее, Маркус Морган, мой сын, моя
радость и камень преткновения с мужем.
Застонала, понимая, что никакого мужа у меня уже пять лет не
было, мы развелись. Я не смогла больше иметь детей, а ему так
сильно хотелось наследника. Дочь училась в столице, радуя, да и муж
до конца повёл себя как приличный человек и помогал ей.
Где я вообще находилась? Откуда в моей голове появились эти
странные воспоминания… Я резко села, услышав тихий плачь ребёнка.
Он опять упал на меня и, плача, делился своими переживаниями.
Я слушала и обалдевала, а в памяти всплывали ужасные
картинки:
— А вы с отцом вчера опять вдвоём пили, а ты же знаешь, что тебе
с твоим даром нельзя. Это всё папа, я слышал, он хочет, чтобы у
тебя дар пропал полностью. Он собирался на работу, а потом хотел
пойти опять играть. Вы поссорились, ты ещё завтрак сожгла, и он
тебя опять… — На этом месте ребёнок сжал меня в объятиях, словно
пытался защитить, а я и сама уже вспомнила недавние события.
Передо мной замелькали картинки кино, я даже глаза закрыла,
настолько реально они вставали у меня перед глазами.
Неухоженный небольшой домик на окраине Саутгемптона, словно из
другого столетия, встал перед моими глазами. Одежда на мне была
странная, словно я была женщиной века
восемнадцатого-девятнадцатого, причём достаточно молодой, но сильно
истощённой.
Мужчина, собирающийся и торопивший меня с завтраком. Холодная
вода, мои покрасневшие руки, все в ципках.
Маркус, спрятавшийся в комнате и обычно не выходивший, пока отец
не уйдёт на работу, раздражённый очередной гадостью вместо
нормальной еды.
Вечное брюзжание мужа по поводу грязного дома, гадкой еды и
равнодушия к нему.
Эта молодая женщина не вызывала во мне ни жалости, ни
сочувствия. Она была слабой, она сдалась. Была плохой хозяйкой и
матерью, хотя сына она любила.
