Он остался жив. Я убрал палец со спускового крючка. Судьба распорядилась, чтобы чабан, чьи бараны паслись на склоне горы, еще потоптал подошвами эту землю. Но многим сегодня здесь так не повезет. Смерть уже занесла свой серп.
Мы надежно окопались, кротами ввинтились в почву. Нас никто не должен видеть – ни местный земледелец, ни случайно забредший на склон горы чабан. Наказание за случайный неосторожный взгляд одно – смерть. Таковы правила нашей работы, и слезинка ребенка тут не катит, у нас другие законы. Наше верховное божество – выполнение боевой задачи. А божок поменьше – случай – решит, кому сегодня жить, а кому умереть. И определит, удастся ли мне вывести из огня мою группу, когда сюда придет ад.
– Оп-па, – негромко воскликнул лежащий рядом со мной рядом Рад. – Первые ласточки.
К месту операции мы вышли заблаговременно и замаскировались на местности. Мой командный пункт размещался на поросшем жестким кустарником склоне. Вокруг зеленели холмы и вырастали разрушенные зубы скал. На север тянулись неубранные кукурузные поля – их хозяева отсюда выбиты войной. Но жизнь в окрестностях еще какая-то теплилась. И я, увидев, как к разграбленной пустующей ферме приближается кавалькада пикапов, произнес с угрозой:
– Ну что, добро пожаловать, покойнички.
В колонне прибыло почти три десятка басмачей. И нам оставалось только молиться, чтобы они не наткнулись на нас.
Бандиты тщательно проверили ферму, пару глинобитных зданий на предмет мин и закладок. Ничего не нашли, конечно. Мы сегодня тихие рыбешки, которые должны только вовремя шевельнуть плавником и привлечь внимание большой акулы.
Душманы осмотрели близлежащие холмы. Но до нас не дошли, маскировку нашу не вскрыли. И успокоились.
В следующие полтора часа я мог наблюдать, как на ферму съехались еще несколько моторизованных групп моджахедов. Но они не наша цель. Наша цель куда более весома. И ее пока здесь нет.
Мы прождали еще час. И вот с ветерком, поднимая пыль, подкатил массивный бронированный внедорожник «Кадиллак Эскалэйд». Когда-то эта машина принадлежала министру обороны Сирии и была захвачена Халифатом в качестве трофея. Один из моджахедов, подобострастно кланяясь, подскочил к внедорожнику, распахнул дверцу. И на землю ступил сам Шалгам Ахмед, огромный, чернобородый, с шашкой на боку, в разноцветных восточных одеяниях – колоритная фигура, истинный воин Аллаха. Бывший имам, не слишком авторитетный в богословских кругах, он нашел себя в джихаде, а за свои габариты и прежний род деятельности получил кличку Большой Имам.
– Есть, – аж завибрировал от ощущения торжества Рад. – Прибыл, господин хороший. Тебя-то мы и ждем с нетерпением.
Большой Имам был нашим объектом. Ради него мы врылись в эту землю. Ради него отмерили шагами десятки горных километров. Задание наше было простое – ликвидация.
Большой Имам похлопал по капоту своей машины. Он испытывал к ней слабость, как к норовистому чистокровному коню. Этот «Кадиллак» не раз становился мишенью, потому что все знали, чей он, но полевой командир не оставил своего любимого «рысака». Хотя в последнее время использовал это транспортное средство больше в качестве парадного лимузина для важных встреч типа той, которая проходила сейчас.
Мы ждали Большого Имама долго. Вообще, время относительно. Для городской суеты с работой, кафешками, посиделками на кухне двое суток, конечно, не срок – жизнь скользит легко, по гладко накатанной колее. Но когда ты сливаешься с ландшафтом и боишься лишний раз вздохнуть, чтобы не выдать себя, время тянется болезненно медленно. Особенно тяготит, когда дичь запаздывает и не желает лезть в силки. Хотя тут ничего не поделаешь. Охота – удел терпеливых. И мы дождались!
