«Я слышал, как она кричала. Говорила, что ненавидит его. Что их
ребенок чудовище, как и он. Плакала. Столько много слез.
Представлял себе, как он бьет ее по лицу. Как ее золотые
волосы омывает кровь. Почему все кончилось именно так? Тоже плакал.
Не хотел. Но все же плакал.
Когда я ворвался в их спальню, она уже была мертва. Моя добрая
девочка мертва. Ее тело лежало на кровати. Мой ангел словно спал.
Эдвард стоял посреди комнаты, держа на руках плачущего младенца.
Наши взгляды встретились. Он убил ее.
Стремительная, всепоглощающая ярость и отчаянье затмили мне
разум, я кинулся на него с кулаками и… замер… У младенца были
неестественно вывернуты ножки, а тельце было покрыто порезами
и ссадинами. Эдвард прижимал к себе ребенка, пытаясь хоть как-то
успокоить. По его щекам катились крупные слезы:
- Все будет хорошо … мой маленький … я поставлю тебя на
ноги, — шептал Эдвард.
Я молча наблюдал, как он закутал ребенка в одеяло и направился к
выходу не оборачиваясь…
В камине мирно догорал огонь. В комнате стоял леденящий холод. Я
открыл двери на балкон и в спальню изредка залетали одинокие
снежинки.
Тело Лары окоченело. Я сидел подле нее, целовал ледяные пальцы,
гладил по волосам. Она никогда больше не засмеется. Скоро, милая. Я
тоже присоединюсь к тебе. Буду снова о тебе заботиться.
Я поднялся и направился в свои покои. Достал из саквояжа зеленую
бутылку и залпом выпил до дна. Это было так просто. Даже
слишком…
Вернулся в Ларе и снова сел под нее. Яд должен подействовать
быстро. Скоро мы будем навсегда вместе любимая…»
Тома со злостью захлопнула книгу.
- Это ж надо быть такой гадиной, Оль, - сказала девушка, -
Представляешь, она собственного ребенка чуть не убила. Дура. И все
из-за этого хлюпика.
Тома раздосадовано посмотрела на обложку книги. Художник
изобразил невероятно красивую блондинку в объятиях мужчины в черном
балахоне с огромными когтями. Лицо «когтистого» скрывал капюшон. На
заднем плане молодой человек в старомодной одежде что-то при свете
свечи писал за столом.
- Любовь зла, - хмыкнула Олька и плюхнулась на кровать рядом с
подругой, - Полюбишь и хлюпика. Я так и не поняла, за что она
муженька так невзлюбила?
- Я если честно тоже. Чудовищем называла его
постоянно.
Оля взяла книгу в руки. Повертела.
- А этот не пишет?
- Не-а. Видно, с любовником она не успела
поделиться. Завтра пойдем на экскурсию?
- Ага. Только не с утра. Поспать охота подольше.
Тома понимающе улыбнулась. Она и сама любила поспать, но
только не завтра. Они с Олькой каким-то самым невероятным образом
попали в группу по обмену с британскими студентами. Такой шанс
выпадает один на миллион, хоть что-то увидишь в этой жизни. Поэтому
Тома не собиралась тратить и часа на пустое валяние на боках.
- Нет, Оль. Давай с утра. А то послезавтра у нас лекции.
Некогда потом будет полазить.
Олька закатила глаза к потолку.
- Да кому нужны твои лекции. На них половина группы фиг
ходит.
- А я пойду, - буркнула Тома и забралась под одеяло,
- И, вообще, я спать.
Олька еще долго что-то бормотала по поводу «отличниц-неудачниц»
и насчет того, что так вся жизнь мимо пройдет, а Томка уже спешила
в объятия Морфея с блаженной улыбкой на губах. С утра пораньше их
ждало маленькое приключенье.
Олька всегда говорила, что от жизни нужно брать все. Тома
согласилась поехать вместе с ней не сразу. Хоть она и хорошо
шпарила на английском все-таки было как-то боязно. Мама
была категорически против. Стоит заметить, что Зинаида Андреевна
мама Томочки редко одобряла самостоятельные затеи дочери. Проще
говоря, и шагу не давала ступить дочке без своего ведома. Так что
Тома почти выгрызала у матери из горла согласие на поездку.
