Сима
Если есть на свете истинное
удовольствие, то вот оно передо мной: идеальный, по степени
прожарки, ароматный, сочный стейк форели с хрустящей корочкой в
гранатовом соусе.
М-м-м...
Так и тает во рту.
Осторожно, наслаждаясь каждым
моментом, кладу в рот очередной кусочек изысканного лакомства,
прикрываю глаза в блаженном экстазе и чуть не подпрыгиваю на месте,
когда мой спутник противно тянет:
— За-а-ай. Ну, за-а-ай, глянь на
меня.
— Глебася, я ем.
— За-а-ай!
Да что ж он никак не уймется!?
Последние полчаса бубнил себе что-то про то, как космические
корабли бороздят просторы галактики, я, не слушая поддакивала, всех
все устраивало, а теперь «за-а-ай» И последнее, кстати,
вымораживает больше всего. Ненавижу все эти идиотские прозвища. Но
сколько бы я не пыталась объяснить Глебасику, что я не зайка, не
рыбка и не киска, он упорно продолжает это делать. В такие моменты
стараюсь абстрагироваться, прикрываю глаза, напоминаю себе, зачем
все еще с ним встречаюсь и ловлю дзен.
— Внимательно тебя слушаю, —
приходится отложить приборы в сторону, бросить тоскливый взгляд на
стейк форели, чтобы потом перевести его на странно улыбчивую
физиономию Глеба.
В целом Глесабя неплохой мужик.
Симпатичный даже…особенно местами, и, если бы не это «за-а-ай»,
можно было бы терпеть его чаще, чем раз в две недели, но я с первой
встречи поняла, что у нас разные взгляды на жизнь, что, впрочем, не
мешает нам приятно проводить время в постели. Последнее и есть то
неоспоримо необходимое, ради чего я, собственно, все еще терплю
Глеба.
— Я тут подумал, — чуть запнувшись
от волнения, произносит он. — Зай, давай сойдемся.
Хорошо, что я в этот момент не ела,
иначе бы кусок форели застрял в горле, и все впечатление от блюда
было бы испорчено на веки вечные.
— Сойдемся? — переспросила я, в
надежде, что ослышалась.
— Да, — радостно кивнул он.
—Надеюсь, ты не надеялась на предложение? Не в нашем возрасте
заниматься такими глупостями. Мы взрослые люди, нас тянет друг к
другу, и я считаю, что нам пора начать жить вместе. У меня,
естественно.
Зависла на мгновение, переваривая
его слова, а потом снова взялась за вилку. Надо срочно заесть кучу
не перевариваемых слов в одном предложении.
— И как ты себе это представляешь?
Ну, нашу жизнь вместе, — чисто из любопытства решила спросить
я.
Глебушка счастливо оскалился и начал
расписывать:
— Это будет чудесно. Будем
просыпаться вместе в одной постели, ты будешь готовить завтрак, а
вечером ждать меня с работы и…
— Готовить ужин, — подсказала я.
— Да! — еще радостней воскликнул
он.
— А еще гладить тебе трусы, штопать
носки и носить домашние тапочки, — едко продолжила я, почти с
наслаждением глядя, как до Глебасика начинает потихоньку доходить,
что все пошло как-то не так. — Сногсшибательные планы на совместную
жизнь, Глеб, но не для меня.
— Как? — растерянно хлопнул он
глазами.
Смотрю на него и думаю: вот красивый
мужик, ну, правда, все при нем: высокий, темноволосый, с короткой
ухоженной бородой, модно одетый, но отчего же он такой тупой?!
— Ты, кажется, забыл, что у меня
есть сын, — сухо напомнила я. — Как он впишется в нашу совместную
жизнь?
— Но он же у тебя уже большой, с
отцом твоим живет.
— Глеб, это не он живет с отцом, а
мой отец живет с нами, — вздохнула я, ощущая легкую горечь во рту.
— Впрочем, без разницы…
— За-а-а-й! — мужчина не на шутку
начинает переживать и пытается заграбастать мою руку, чтобы в
очередной раз обслюнявить ее.
Любит он это дело.
Но я на этот раз прячу обе руки под
столом и говорю Глебу то единственно правильное, что надо сказать в
этой ситуации:
— Прости, Глеб, но нам надо
расстаться.
— Что?!
Внезапно в моей сумочке начинает
надрываться мобильник. Я достаю его, бросаю взгляд на экран:
начальник соскучился, но трубку не беру чисто из уважения к
трагизму в Глебовых глазах.
