— В темницу её!
От этих слов пробирает до самого
нутра. Хочется выкрикнуть «за что?», но вместо этого из горла
вырывается лишь сдавленный сип — огромный бугай держит меня за
горла, не давая даже толком вдохнуть.
— Да, господин, — кивает этот
здоровяк.
— Пока эта никчёмная нищенка не
признается, с какой целью проникла в мой замок, не давать ей ни
воды, ни пищи. А если будет упрямиться, то угостите плетьми.
— Слушаюсь, господин! — отчеканил
тюремщик.
А я, удерживаемая за горло,
цепляющаяся руками за крепкую руку своего палача, балансируя на
цыпочках, старалась не задохнуться — бугай держал крепко.
Сам же «господин», как тут к нему
обращались все, окинув меня взглядом своих серых глаз, скривил губы
в презрительной ухмылке.
На его красивом, благородном лице я
отчётливо видела презрение, испытываемое ко мне.
Вот только я не поняла, за что?
— У меня ещё много дел, Галлах, так
что не отвлекай меня по пустякам, — голос «господина» низкий,
глубокий и вибрирующий. Если бы не эта глупая ситуация, в которую
попала, я бы, наверное, сочла этого мужчина очень привлекательным.
Но после того, как меня схватили и теперь удерживают за горло, не
давая спокойно дышать, то, с каким высокомерием он относится ко
мне, породило во мне волну неприязни и глубокого негодования.
По какому праву меня удерживают? Да
кто он, вообще, такой? Мы что, перенеслись в прошлое, когда ещё не
было отменено крепостное право?
Незнакомец снова окинул меня
взглядом с головы до ног, а затем, резко развернувшись, пошагал
прочь, оставляя меня наедине с этим тюремщиком по имени Галлах.
Стоило только «господину» скрыться
из поля нашего зрения, как тюремщик резко разжал руку, и я рухнула
на каменный пол, больно ударившись коленями.
Зашипела, как разъярённая кошка, уже
понимая, что содрала кожу с колен.
— Поднимайся! — слышу приказ.
— Слушайте, — предприняла попытку
вразумить этого мужчину, — тут явно произошла какая-то ошибка. Я не
проникала в это место. Да я вообще не понимаю, каким образом тут
оказалась! Ещё несколько минут назад я была на рынке и выбирала
тыкву для тыквенного супа, а уже в следующее мгновение оказалась
тут.
— Ну да, конечно,— он скривил свои
губы, подражая своему господину, — и ты думаешь, что я поверю в
такую чушь?
Закатила глаза.
Ну почему мне никто не верит?
— Я сказала поднимайся, иначе угощу
тебя плетьми, чтобы стала посговорчивее.
От досады скрипнула зубами. Да чтоб
тебя!
Но делать нечего, поэтому,
поморщившись от боли из-за содранных до крови колен, всё же
поднялась на ноги.
— А теперь шагай вперёд.
И он указал рукой, в которой держал
ту самую злополучную плеть, на тускло освещённый проход.
Вздохнула. Идти в ту сторону
совершенно не хотелось, но и отведать плети — тоже. И как быть?
Ведь понимаю, что впереди меня не ждёт ничего хорошего. Эх, вот бы
оказаться сейчас дома, в своём маленьком домике в глухой деревушке.
Но вместо этого я попала чёрт знает куда.
Поток мыслей прервал ощутимый и
болючий тычок мне в спину.
— Шевелись! — в голосе моего
надзирателя слышалось раздражение.
Что ж, раз нет иного выхода, а
слушать меня никто е пожелала, вернее, мне вообще не поверили,
пришлось идти, куда указал Галлах.
«В темницу её!» — вспомнились слова
«господина».
Да уж, как не крути, но перспектива
совсем не радужная.
Спустя некоторое время я смотрела на
деревянную дверь с небольшим зарешёченным окном.
— Чего встала? — снова тычок плетью
мне в спину. — Заходи.
— Послушайте, — вновь предприняла
попытку достучаться до мужчины, — я ни в чём не виновата. Это всё
какая-то ужасная ошибка!
— Не зли меня, — прорычал он, и
плеть угрожающе развернулась в его руке.
Вздрогнула.
Ну, вот что за
несправедливость?!
Не успела сделать и шагу, как Галлах
толкнул меня, и я по инерции сделала несколько шагов вперёд,
оказываясь внутри темницы, и тут же услышала, как за мной
закрывается дверь.
