1834 год, Владимирская губерния, с.
Удальцово
Маша снова пришла сюда, в рощу, к
тенистому пруду, который притягивал её, словно магнит. Июнь в этом
году выдался жаркий. Уже с утра солнце немилосердно пекло, а на
небе не было ни тучки. Воздух, напоенный ароматом свежескошенной
травы, будто застыл, был тяжелым и тягучим. Не было и намека на
малейший ветерок, пока девочка под палящими лучами брела по пыльной
тропке через поле в своё тайное место. Она привычно устроилась на
толстом стволе поваленного дерева, наслаждаясь долгожданной тенью.
Едва заметный ветерок зашелестел листвой. За свежей зеленью
молоденьких березок её укрытие не было видно с противоположного
берега, зато она могла отчетливо наблюдать за всем, что там
происходило. И даже слышать обрывки разговоров. Как же ей хотелось
находиться по ту сторону, а не прятаться в роще! И быть участницей
того, что происходило там.
Маша любила мечтать. В детстве она
часто представляла себя сказочной принцессой, которую похитили злые
гномы и поселили у чужих людей. Она мечтала о том, что однажды за
ней приндет прекрасный принц на вороном коне и отвезет в родное
королевство, к настоящим родителям. Не сказать, что девочке совсем
уж плохо жилось с маменькой и папенькой. Её никто не обижал, не
морил голодом, даже не ругал за проделки и шалости. До неё просто
не было дела никому, кроме старой нянюшки. А Никитична была большая
мастерица сказки сказывать. И знала она их великое множество: и про
гномов, и про фей, и про принцесс с рыцарями. Маша как-то спросила,
откуда та столько сказок знает. Старушка ответила, что в прежние
времена она была нянькой у матери Маши - Екатерины Михайловны.
Катенька в детстве тоже была большой охотницей до сказок и
волшебных историй. Как только девочка научилась читать, то
перечитала любимой нянюшке все книжки из отцовской библиотеки. А
после уж Никитична эти самые сказки стала её дочке, Машеньке,
сказывать.
Сколько Маша помнила себя, её
родители постоянно ссорились. Маменька была молодой и необыкновенно
красивой женщиной, любила модные наряды, дорогие украшения и
всевозможные развлечения. А папенька её, Федор Семенович Званцов,
увы, был небогат. Родовое имение в Смоленской губернии, доставшееся
по наследству вместе с немалыми долгами, особых доходов не
приносило. Дом нуждался в ремонте, а обстановка - в обновлении.
Федор вернулся домой в 1814 году, оставив, после тяжелого ранения,
армейскую службу. Он прошел боевое крещение в 1812 году в чине
прапорщика лейб-гвардии Егерского полка, едва успев окончить курс
кадетского корпуса. После завершения Отечественной войны, полк, в
котором он служил, еще два года продолжал военные действия в
заграничных походах, в одном из которых поручик Званцов получил
тяжелое ранение. Федор застал в Покровском полную разруху. Французы
и поляки, отступая, имение разграбили. Некогда красивый дом зиял
разбитыми окнами, всё ценное было вывезено, мебель порублена.
Никого из семьи в поместье не было. Из писем сестры Федор знал, что
мать умерла в 1812 году, а сама Варвара, оставшись совсем одна,
скоропалительно вышла замуж за возвращавшегося с фронта врача и
уехала с ним.
Молодого помещика трудности не
испугали, и он со всем энтузиазмом окунулся в работу, трудясь от
рассвета до заката. За несколько лет дом ему удалось подлатать,
поместье тоже худо-бедно стало приносить небольшой доход, часть
которого он исправно пересылал старшей сестре, находившейся в
стесненных обстоятельствах, как и он сам. Появилась, наконец,
возможность вернуть деньги дальним родственникам матери, которые
помогли еще до войны погасить долги батюшки, Семена Ивановича,
сумевшего за свою не слишком долгую жизнь с лёгкостью промотать
изрядное состояние.