Пролог 1.
В любви и ненависти не бывает полумер. Невозможно кого-то
немного любить, или чуть-чуть ненавидеть. И если всё настоящее, ты
обязательно это почувствуешь. Отравляющую сердце, лютую,
разъедающую раны, хуже соли, ненависть ты никогда и ни с чем не
спутаешь. Иногда она становится частью тебя, срастается с телом,
словно паразит и остаётся верной подругой держащей тебя за руку
своей костлявой ладонью.А порой... Словно язва съедает заживо
изнутри, оставляя после себя лишь пустую, безликую оболочку. Но
хуже всего любовь. Она не проходит годами, она перестанет терзать
тебя только если тебя самого не станет, и возможно даже там, на
пороге жизни и смерти она останется с тобой один на один, чтобы
продолжить твою агонию до конца. И эта алчная сука не оставляет
надежды. Она заставляет молить о смерти, лишь бы прекратить этот
кошмар, лишь бы мир вокруг померк, а ты прекратил жалкое
существование,жаждущее чужой плоти так сильно, что трудно дышать. И
лишь одно мимолетное касание чужой души заставляет воскресать снова
и снова, входя на новый круг ада,в самое жерло пекла, которое
создано специально для тебя во имя той самой святой любви.
Пролог 2.
- Дальше. Что было дальше, Анна? – Произносит он в мои раскрытые
губы, опаляя своим дыханием.
А я теряюсь. Прошлое растворяется, смешиваясь с настоящим, его
пальцы скользят по коже в унисон с воспоминаниями, сливаясь в
единое движение, и жар поглощает каждую клеточку тела.
- Анна. – Его рука дотрагивается лица, а большой палец
прижимается к нижней губе, ведёт по ней, придавливает, скользя в
рот, и движение это простое и порочное одновременно.
- Почему ты всё время спрашиваешь о нём? Это же не имеет смысла.
Не касается того, что сейчас…
- Ты говоришь не о том, что я прошу. Дальше, Аня. Мне нужно
знать, что было дальше.
С лёгкостью подхватывает меня, и усаживает себе на колени,
прижимая спиной к широкой груди. Мои руки плотно зажаты между
нашими телами, а ноги широко разведены по обе стороны от его колен.
Тело дрожит, а пальцы ног сводит так, что выпрямить их нет сил.
Одной рукой он прижимает меня к себе, вторая же методично сводит
меня с ума.
- Он ласкал тебя, перед тем, как забрал твою девственность? – Я
нерешительно киваю, а он тут же скользит ладонью по моему телу, и я
горю под его пальцами. Меня не спасает ни тонкий шёлк платья, ни
прохладный ночной ветер из открытого окна. – Как он это делал?
- Я не помню… - Шепчу и зажмуриваю глаза, желая избавиться от
наваждения.
А меня будто никто не слышит. Продолжает свою изощренную пытку,
поддев бретель платья, оголяет грудь и замирает на мгновение, будто
любуется открывшейся картиной.
- Так он делал? – И я вскрикиваю от того, что превратившийся в
горошину от холода или возбуждения сосок, оказывается между его
пальцев. Он потирает его, перекатывая подушечками, и щипает,
заставляя скрутиться от сладкого спазма. Пытаюсь свести ноги, но он
не даёт, фиксируя их своими коленями.
- Вспоминай, Аня. Так он тебя трогал? – Скользит в вырез платья,
подцепив кружево трусиков под ним, продвигаясь глубже, лаская
возбуждённую горячую плоть.
- Здесь тоже ласкал? Влажная, податливая…Такой ты была тогда? –
Он шепчет, будто в безумии, и я этим безумием заражена уже, как
какой-то неизлечимой болезнью.
- Я не помню!!! Зачем тебе это знать?! Он не причём здесь.
Зачем?! – Кричу, выдирая руки из его хватки, впиваясь ногтями в
стальные мышцы.
- Потому что я хочу, чтобы ты вспомнила, и не смей забывать.
Никогда! – В ярости шепчет, склонившись над ухом, и со стоном
погружает пальцы в мою изголодавшуюся плоть.
