Невысокого роста паренёк – босой, одетый в старую рубашку и
такие же старые потрёпанные брюки – подошёл к маленькой девочке лет
десяти, чумазой, с грязными волосами, заплетенными в две тоненькие
косички. Короткое платье для её возраста почти не прикрывало
щиколоток, босые ноги были от пыли серо-чёрного цвета. Холодное
каменное лицо, крепко сжатые губы и совершенно пустые глаза. Она
смотрела перед собой, ничего не видя и никого не замечая. Руки,
сложенные лодочкой, она держала перед собой. В ладошках лежали две
медные монеты. Он забрал их себе и положил в карман. Опустил её
ладошки, взял под руку и повёл в сторону приютского дома.
– Эх, Ириска, опять директриса будет возмущаться, что мало денег
принесли. А откуда их взять-то, если никто не подаёт. Только в
праздники перед входом в храм можно заработать и то не всегда. Тебе
хорошо, ругай-не ругай, ты всё равно ничего не слышишь и не
реагируешь. Если бы твои родители знали, как будут здесь с тобой
поступать, вряд ли бы отдали в приют. А директриса ещё с них денег
содрала. Говорит, за тобой особый присмотр нужен, а какой там
присмотр, иногда покормить тебя забывают. Если бы не наша повариха,
тётушка Ната, померла бы давно. Остальных-то на работу всех
разбирают, девчонок постарше дядька Прон забирает, они у него пряжу
прядут. Девчонки жалуются, совсем света мало, магические
светильники не покупает, жаль ему денег, видите ли, а то, что
девчонки раньше времени ослепнуть могут – ему невдомёк. А мальчишек
дядька Таран каждое утро уводит за скотиной смотреть. Они оттуда
еле живые приходят и кормят их лишь один раз в день. Ужинать из-за
усталости ребята уже не могут, сразу валятся спать. Так вот и
получается, что едят только раз. Завтрак я даже и не считаю, один
взвар с куском хлеба. Это разве еда? А платят за нашу работу
директрисе хорошие деньги, сам видел. После прихода дядьки Тарана
на столе мешок с золотыми лежал, она как увидела меня, так зыркнула
глазищами, что я быстрее бежать от её кабинета. Думал, накажет, что
подглядывал, но нет, вроде пронесло. Скоро осень, холодать стало,
замёрзла поди.
Он остановился и потер ей руки.
– Холодные, ты только, Ириска, не заболей, а то меня заберут от
тебя и отправят к дядьке Тарану, кто тогда смотреть за тобой будет,
бедолага?
Неожиданно девочка словно споткнулась обо что-то невидимое и,
схватившись обеими руками за голову, застонала от невыносимой
резкой боли. Мальчик прижал к себе хрупкое тельце и успокаивающе
гладил по голове.
– Сейчас пройдёт, это редко бывает, потерпи чуть -чуть.
– Боже, как больно-то, – простонала девочка и взглянула на
мальчика. Тот, услышав голос, от неожиданности подпрыгнул и
уставился карими глазами на свою подопечную.
– Ириска, ты разговариваешь?
– А не должна? – удивилась она.
– Должна, ещё как должна. Но когда тебя привезли в приютский
дом, ты совсем не говорила. Твои родители сказали, что ты от
рождения такая. Они устали ждать, когда ты станешь нормальной, как
им обещал жрец богини Матери, и отдали тебя в приют.
– Избавились, значит, – сказала девочка, и такая тоска была в ее
голосе.
– Ты прости их, они просто не знали, что с тобой делать, ты же
совсем не могла находиться одна, за тобой нужен был постоянный
присмотр.
– Значит, ты мой нянька?
Мальчик кивнул.
– Всё отказались, а я согласился, как можно человека бросить? Он
же тоже нуждается в помощи. Вот нам двоим настоятельница придумала
дело, стоять на паперти и просить милостыню, какой-никакой, а
заработок. Знаешь, Ириска, думаю, не надо нам признаваться, что
ты…, – он замялся, но всё же подобрал слово, – изменилась, так нам
обоим будет лучше. Иначе разделят сейчас, и будем работать с утра
до ночи без отдыха и выходных.