– Бум! Бум!
Звуки барабанов, в которые где-то далеко колотили загонщики, доносились какие-то бессильные, словно отсыревшие от этой падающей сверху снежной трухи. Сёгун сидел за прикрытием из прутьев и ветвей и, не отрывая глаз, смотрел на расстилавшееся впереди порыжелое поле. По его широкой и плоской черной лакированной шляпе с гербом, изображавшим веточку мальвы, одна за другою катились и падали ему на колени капли талого снега, но он как будто не замечал их и продолжал пристально смотреть вперед.
– Ваше сиятельство, снег идет. Не угодно ли отдохнуть немножко?
Слова принадлежали слуге, стоявшему перед князем на коленях и склонявшемуся перед ним в почтительном поклоне.
– Пока пожалуйте в избушку, а той порою и снег перестанет. На юге уже посветлело, – стало быть, погодка скоро разгуляется.
Хидэтада не отвечал ни слова. Он сидел по-прежнему с неприветливым выражением на лице на походном табурете и не проявлял никакого намерения покинуть прикрытие.
Вверху со звонким гомоном проносились стайки дроздов и клестов, спугнутых барабанным боем.
– Ваше сиятельство, как бы здоровью не повредить…
Слуга снова склонился перед князем в низком поклоне, но Хидэтада сделал вид, что не слышит, и продолжал смотреть в сторону синевшего впереди дубового леса. Несмотря на то, что, здесь не переставая сыпалась еще ледяная труха, там, впереди, ярким теплым пятном на земле играло солнце. В его лучах свежее выступали стволы деревьев, объеденные дикими лошадьми и кабанами. Вдруг где-то совсем близко в лесу послышался разноголосый гвалт:
– Ва-а-а! Ва-а-а!
Вслед за тем из леса выскочили как ошпаренные пять-шесть зайцев и кувыркаясь поскакали в сторону прикрытия.
– Зайцы, зайцы! – раздался из свиты чей-то возглас.
Хидэтада равнодушно дал проскакать зайцам мимо, словно это были не зайцы, а сухие листья, гонимые ветром.
Следом за зайцами из-за деревьев показалась целая толпа загонщиков, которые бежали, стуча по земле бамбуковыми шестами.
– Где же кабаны? Чего не гонят крупного зверя? – раскрыл наконец рот Хидэтада.
В голосе его послышалось недовольство. Он уже более часа сидел так, притаившись за прикрытием, а перед ним пробегала только мелюзга вроде зайцев и лисиц. До сих пор не показалось не только порядочного кабана, но даже ни одного оленя. Сёгуном понемногу овладевало раздражение.
Перед тем как приехать сюда, в Тоганэ, в провинцию Сосю, он около десяти дней провел в непрерывной охоте с соколами, начавшейся еще в Косигая, в провинции Бусю. Охота эта, видимо, стала надоедать ему. Вчера, когда он прибыл сюда и ему доложили, что в последнее время здесь пошаливают дикие кабаны, разоряющие посевы, он решил избавить местных поселян от этой беды и приказал на сегодня наладить облаву.
Хидэтада хорошо владел ружьем и даже на соколиной охоте частенько снимал с кулака и передавал сопровождающим своего сокола, предпочитая пустить в ход ружье – до такой степени он чувствовал себя уверенным в стрельбе. И теперь он с нетерпением ждал появления какого-нибудь кабана, чтобы одним выстрелом уложить его на месте, но кабаны, как назло, не появлялись. Сегодняшняя облава решительно не нравилась Хидэтада.
Раздраженный тон Хидэтада привел слугу в замешательство и заставил его побежать к главному загонщику, чтобы передать волю князя. Вскоре там и сям с новой силой загудели охотничьи рога из огромных раковин, забили барабаны и раздались бодрые крики загонщиков. Холодный ветер подхватил разнообразные звуки и со свистом понес их по просторам опустевших полей, вздымая и крутя в воздухе клубы снежной крупы, перемешанной с сухими дубовыми листьями. Белые крупинки снега и коричневые обрывки листьев безжалостно хлестали по щекам сёгуна, но он не покидал своего убежища, продолжая сверлить взором расстилавшееся перед ним поле.
