В сумраке уходящего дня в глубоком кресле сидел человек, на вид лет семидесяти. Даже недостаток света не мог скрыть жестоких, глубоко посаженных глаз. Лицо, изрезанное морщинами, было напряжено. Он вспоминал те дни, когда был молод, то время, когда не знал о своей Силе. Те дни, когда он не был так одинок. Когда многие из тех, кого он знал, были еще живы. Живы!
Теперь умирал и он. Это было неизбежно. Результат Отдачи. Он так и не научился обращаться с Силой, но вот результат Отдачи видел воочию. Правда, уже одним глазом. Он посмотрел на свои руки, скрученные артритом. Кашель начал душить его. Глаза наполнились слезами. Он вытер губы и посмотрел на салфетку, всю в бурых пятнах. И это в тридцать лет.
Теперь он не знал, сколько еще протянет. Час? Два? Сутки? Пока не знал. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что его состояние не было результатом синдрома Вернера или прогерии. Он понял это, когда ему в руки попала книга, лежащая на полу у кресла. Голубая глянцевая обложка подмигнула ему в лучах заката.
Вдруг раздался звук разбиваемого стекла. Камень размером с кулак влетел в окно и с глухим стуком упал на пол.
– Сдохни, мерзкий колдун!
Он знал – выгляни он сейчас на улицу, никого не застанет. Его боялись. Его ненавидели и боялись. Он хищно оскалился. Его считали колдуном. Доля правды в этом, конечно, была. Ведь он обладал Силой! Силой, возможности которой безграничны.
Мужчина встал и подошел к зеркалу. Единственное целое зеркало было завешано белой простыней. Однажды, после очередного использования Силы, он мимоходом увидел свое отражение. Он и раньше замечал, что лицо как-то осунулось, волосы стали реже, но тогда ему показалось, что он состарился лет на десять. С тех пор он закрывал зеркало. Иногда он подходил к нему и, не решаясь сдернуть ткань, уходил. Сегодня же он решился, и простыня медленно опала к его ногам. Он даже не сразу понял, что отражение принадлежит ему. На него смотрел глубокий старик. Высокий лоб пересекали борозды-морщины. Кустистые брови нависали над маленькими злыми глазками, ввалившимися настолько, что, казалось, на него смотрела пустота глазниц черепа. Крючковатый нос свисал над тонкими бескровными губами. Вот и все, что он хотел узнать. Он выглядел точно так же, как и чувствовал себя. А чувствовал он себя как развалина.
Старик прошел назад в зал, даже и не подумав накинуть простыню на зеркало. Какой смысл? Он сел в кресло и включил телевизор. Блики сменяющихся картинок забегали по уродливому лицу. Он сидел; его взгляд был устремлен мимо предметов, куда-то вдаль. Губы шевелились; казалось, старик говорит с видимым только ему собеседником. Руки судорожно перебирали деревянные четки. Он уже и не помнил, откуда они у него, но теперь ему казалось, что они всегда были с ним.
«Один раз – последний», – подумал старик.
Нет, он не стал добрее и терпимей к ближним. Он все так же ненавидел людей. Все так же ему хотелось давить их, как червей. Как снующих тараканов. Взять тапку и ударить в самую гущу этих суетящихся существ. Он бы обязательно так и сделал, но ничто не длится вечно. И вместе с жизненной силой уходит Сила. Божья, Дьявольская или Волшебная? Он не знал, как назвать свой дар (да и дар ли это?), но то, что он умирает, мужчина ощущал на своей, как говорится, шкуре.
Он посмотрел на книгу у своих ног. Теперь она подмигивала ему чаще. Блики от телевизора плясали на зеркальной поверхности обложки. Он со злостью пихнул ее ногой. Та отлетела и ударилась о стену. Он ненавидел и книгу. Прочитал ее пять раз и все равно вляпался в дерьмо!
Жена предала его. Предала! Человек, который всегда сам боялся быть обманутым, предал его!
