Полина
Четыре года назад
― Отпусти меня, червяк вонючий! ―
кричу, сопротивляюсь, но тщетно. Ублюдок держит слишком крепко.
― А кошечка-то у нас с коготками, ―
ухмыляется, и я ловлю похабный блеск его практически чёрных глаз,
который врезается в кожу колючими шипами.
― Дан, слыш, попугал и хватит.
Пойдём уже.
― Ну нет, ― скрипит от удовольствия
мерзавец, ― я уже завёлся. Как же теперь уйти? Правда, малышка?
Хочешь я подарю тебе твой первый секс?
― Пошёл к черту! ― шиплю, но не
особо помогает.
Наоборот ― распаляет извращенца
сильнее.
Его пьяное дыхание вызывает приступ
почти неконтролируемой тошноты. Руки ― ледяную сыпь по телу. А
угрозы ― ужас от того, что я не смогу этому противостоять. Что
слишком слабая. Слишком глупая. И…
― Не брыкайся, сладкая, иди к
папочке, ― хищнически лыбится, и не успеваю даже пискнуть, зажимает
мне ладонью рот.
Резко разворачивает, впечатывая в
бетон, царапая лицо и нетерпеливо вжимаясь выпирающей частью в
бедро. Стону в мозолистую руку. Пытаюсь прикусить гаду пальцы. Но
не выходит.
Лязгание бляшки вдребезги разбивает
последние капли надежды. Уши закладывает от немого воя. Коленки
подгибаются. Всхлипываю и почти перестаю бороться. Почти сдаюсь,
приготовившись испытать сильнейшее унижение в своей жизни.
Каких-то несколько секунд и…
…ничего.
Ни боли, ни касаний, ни вдохов.
Лишь крики, доносящиеся сквозь
пелену липкого страха, сковавшего и сознание, и тело. Крики и
удары. Мощные, частые, глухие. От которых кровь стыла в жилах и
душа стремглав бросалась в пятки. Пряталась там, потому что ей было
страшно не меньше моего.
Делаю вдох и резко оборачиваюсь,
убеждая себя, что рубить нужно сразу. Что всё равно не отсрочить
неизбежного, не провалиться сквозь землю и не отмотать назад. Но
оказываюсь совершенно не готова к тому, что вижу. Потому что передо
мной предстает совсем не человек. Зверь ― не меньше. И Он
без усилий раскидывает моих обидчиков, словно тряпичных кукол. Бьет
― нет, избивает ублюдков, потому что кровь хлещет в
стороны, брызгая на одежду, асфальт и стены, а я стою, прижавшись к
последней, и стараюсь просто дышать. Вдох-выдох. Вдох…
Расправа длится не больше десяти
секунд. Я не считаю, но кажется, что стрелка часов всё это время
долбит по отяжелевшим вискам. Дан и тот второй, имени которого я не
знала, оказались слабыми, трусливыми до чертиков мерзавцами,
которые всего после пары ударов повержено валялись в переулке,
хныкая от боли, как маленькие. А мой спаситель ― кем бы он ни был ―
возвышался над ними, как аспид над парализованной добычей.
― Ты как? В норме? ― интересуется
хриплым голосом, который, не спрашивая, мурашками пробирается под
кожу.
Неуверенно киваю одновременно с
раздавшимся совсем близко гортанным стоном. Меня буквально
отбрасывает назад к стенке и, видя это, мой защитник сгребает
разговорчивых негодяев друг к другу и, позаимствовав у них ремни,
привязывает ими к трубе. И так крепко, что даже слышу, как натужно
скрипит дурацкая кожа.
Вдох. Другой.
Прикрываю глаза и сильнее вцепляюсь
пальцами в камень, пытаясь выбросить из головы чудом не случившийся
кошмар. Тело внезапно накрывает паника. Запоздалая и сильная. И я
пытаюсь бороться с ней, но это оказывается слишком трудно.
― Эй, всё хорошо, ― слышу
успокаивающее, а затем чувствую греющее изнутри тепло, ― дыши,
договорились? На счет три. Раз, два…
На три делаю глубокий вдох и
распахиваю заплаканные глаза, встречаясь с Его стальными.
Бездонными и буйными, будто штормовое море. Удивительно чистого
оттенка, которого прежде я никогда не встречала в природе.
Высокий, широкоплечий, крепкий, с
видимо очерченными скулами, обрамленными двухдневной щетиной он
мгновенно притягивает взгляд. И нельзя, но засматриваюсь. На его
красивые полные губы и на видимую впадинку на шее. И это дико
неприлично, но…
