Дождь лил с самого вечера, навевая тоску и давая почувствовать всю глубину одиночества, которую только может испытывать человек.
Была глубокая ночь, но мне не спалось, в доме было темно и неуютно. Я тихонько вылезла из-под одеяла, и, подбирая полы длинной ночной рубашки, осторожно побрела к окну. Взобравшись на подоконник, я прислонилась лбом к холодному стеклу и пыталась что-то разглядеть во мраке. При вспышке молнии на горизонте появлялись силуэты гор, высокие и чёрные, казалось, они прятали наш город от всего мира, делая его потерянным во времени и пространстве. Больше ничего нельзя было разглядеть, вода текла ручьями по стеклу. Я закуталась в ночнушку, старенькую и полинялую от многих стирок, и, наверное, поэтому очень мягкую и очень родную, и залилась слезами.
Я была одиноким маленьким ребёнком пяти лет. Нет, я не была сиротой, у меня были папа и мама, дедушка и бабушка, и они были неплохими людьми и любили меня как умели. Но я не чувствовала этой любви. Была только забота о моём теле: здорово ли оно, сыто ли, тепло ли ему. Они не видели меня и не слышали меня: чего я хочу, о чём мечтаю, от чего смеюсь и от чего грущу. Они не видели во мне меня, мою суть, мою Душу. И поэтому я была одиноким маленьким человечком в этом огромном холодном мире взрослых.
Я сидела и горько плакала. Где-то там, за пеленой дождя и туч, были звёзды и другие планеты, такие яркие и манящие, мне казалось, что именно там где-то мой дом, но, по каким-то непонятным обстоятельствам, мне пришлось покинуть его. И вот я здесь, в этом чужом холодном мире, сижу ночью на подоконнике и вместе с потоками воды пытаюсь освободиться от нестерпимой душевной боли. Я смотрела на дождь, и моя Душа рыдала вместе с ним.
И тут вдруг потоки дождя на стекле стали формировать какой-то силуэт. Я протерла глаза, подумав, что от слёз стала плохо видеть, но нет, капли действительно вырисовывали на стекле что-то очень знакомое. Несколько секунд силуэт был неподвижен, затем плавно стёк со стекла ко мне на подоконник, и превратился в кошку, большую с очень длинным хвостом, золотыми глазами, и шерстью, переливающейся оттенками от черного до серебристо-золотого. Кошка внимательно посмотрела мне в глаза и как будто улыбнулась: «Здравствуй! Я услышала твои слёзы, я увидела твою боль, и я пришла к тебе. И ты теперь больше никогда не будешь одинока».
Я удивлённо смотрела ей в глаза, такие знакомые-знакомые. Я не столько удивилась её загадочному появлению и тому, что она разговаривает, сколько этому странному чувству, охватившему меня, как будто, я вновь встретила кого-то очень родного и близкого после долгой-долгой разлуки. С минуту мы молчали, потом, не справившись со своим странным чувством, я бросилась к кошке и стала тискать её в своих объятиях:
– Кошка, милая, как я скучала! Что же ты так долго шла? Мне здесь очень-очень плохо без тебя!
– Ну, ну, успокойся… Я просто не могла прийти раньше… Но ведь теперь я рядом, теперь всё будет по-другому, теплее, светлее и радостнее!
Я продолжала обнимать пушистую подругу, а она ласково мурчала, и моя душевная боль понемногу затихала.
– А что ты помнишь? Помнишь ли ты меня? Нашу первую встречу? Наши жизни? – спросила кошка.
– Помню тебя, помню, что ты мой самый близкий, самый давний, самый настоящий и верный друг, и что имя твоё «Кошка». Больше ничего…
– Ты помнишь самое главное. А остальное я тебе напомню, – сказала Кошка, посмотрев на меня своими тёплыми золотыми глазами.
Затем Кошка свернулась тёплым комочком у моих колен и начала мурчать рассказ о нашей первой встрече, потом ещё и ещё. Я слушала, слушала и вспоминала.
