Маша
— Машка, — отвлекают меня, но я тут
корячусь над чертежом, в котором, судя по всему, ошибка. — Машка!
Котова!
— Да что тебе! Не видишь, работаю!
Если не закончу чертеж в срок, меня наш тиран проглотит и не
подавится.
— Да пошли ты уже, скоро ты сама
будешь глотать у тирана, — ЧТО?! — В смысле тирана. Глотать тирана
и не давиться.
Она утаскивает меня из
конструкторского отдела в коридор. Бежит так, словно не на восьмом
месяце беременности, но я все равно ее торможу.
— Ну чего еще? Он пока в офисе, надо
брать быка за рога.
— Страшно, — нет, сам наш
генеральный не то, чтобы страшный. Скорее даже очень симпатичный.
Настолько, что у нас половина компании по нему вздыхает. И все бы
очень хотели стать его помощницами, но Софа, его бессменный
секретарь, выбрала меня, уже все показала, всему научила, но все
равно… — Страшно…
— Волков бояться — в лес не
ходить…
— Распутин не волк, он скорее
минотавр. Ну знаешь, тот что с рогами, — показываю рога, а Софа
смеется. Тянет меня к лифтам, а я бурчу вслух. — Чего мне на месте
не сиделось. Отличная должность, никаких перспектив, а главное
стабильность, зарплата, внимания к моей персоне почти нет.
Замахнулась же я на место помощницы генерального. А если я, как
старуха, останусь у разбитого корыта?
— Маш, ты много думаешь. Ты молодая,
перспективная и ты мечтаешь учиться у Распутина.
— Сейчас я мечтаю сходить в
туалет.
— Нет времени, мне еще сейчас
выдержать его ор придется по поводу ухода в декрет.
— А он не знает?
— Представь себе! — смеется Софа, а
я только удивляюсь, как при работе на Распутина можно оставаться
такой позитивной. Я слышала, что до нее он увольнял помощниц каждую
неделю. Возможно, старое проклятие вернется, когда на эту должность
приду я? Точнее, ЕСЛИ я приду на эту должность.
Мы выходим на этаже, большую часть
которого занимают три помещения. Приемная с огромными окнами на
весь Новосибирск, переговорная и, конечно, кабинет Распутина.
Святая святых, куда могут попасть лишь избранные. Наверное, поэтому
для меня дикость, когда Софа ковыляющей, легкой походкой подходит к
двустворчатой двери и открывает ее без стука.
— Стой тут и готовься, и попробуй
только сбежать… — шепчет она мне, повернув голову, и заходит в
логово зверя. Я же шумно выдыхаю, чувствуя, как озноб от сердца
спускается к пяткам, но все равно иду вперед. Еще немного, чтобы
прикоснуться к резной двери, чтобы услышать, что происходит
внутри.
Ради возможности учиться у Распутина
я, наверное, буду даже готова на него поработать. Терпеть его
несносный характер, даже позволю на себя орать.
— Арсений Ярославович, отвлекитесь,
пожалуйста, — начинает Софа, а я пытаюсь заглянуть в щелку, но
высматриваю лишь часть его крупной спины, облаченной в уже мятую
рубашку. Наверное, опять за чертежами все утро простоял.
— Не сейчас, София Вадимовна. Потом
зайди.
— Не могу потом, потом я ухожу в
декретный отпуск.
Его рука с закатанным до локтя
рукавом опускается резко, словно падает. Он оборачивается, и теперь
мне видно часть волевого лица. С трехдневной щетиной.
— Какой еще декретный отпуск? Кто
тебе разрешал беременеть.
— Муж.
— Давно тебе говорил, нужно
развестись.
— Давно говорю, вам нужно
жениться.
— Заняться мне больше нечем. Я не
могу тебя отпустить. Как, по-твоему, я буду работать без помощницы?
Ты должна была предупредить меня за две недели и найти себе
замену.
— Заявление было у вас на столе
месяц назад, а замену я нашла. Мария Викторовна, проходите!
Встряхиваюсь, гордо вскидываю голову
и толкаю дверь, делая шаг вперед. Но путаюсь в длинной юбке и
позорно грохаюсь на пол, довольно болезненно ударяясь локтем.
Поднимаю голову и смотрю, как Софа
закрывает лицо рукой, а Распутин смотрит прямо на меня,
презрительно вздернув бровь.
