Пролог
Дочь Безвременья
17 лет назад
Великий город—Сезоний затаил дыхание. Вся его многослойная, разноцветная жизнь сжалась в единую точку – секунду до Нового года. На главной площади, рядом со дворцом Хиемалий у Ледяных Часов, замерли, запрокинув головы, представители всех четырёх каст. Алые плащи Летних, золотые узоры Осенних, изумрудные накидки Весенних и строгие синие мундиры Зимних – всё смешалось в едином ожидании.
На высоком помосе, у самых часов, стоял Властимир , Владыка Зимы, Хиемал высшего ранга. Его лицо, испещрённое морщинами-морозными узорами, было непроницаемо. В руке он сжимал ледяной посох – символ своей власти. Его долг в эту ночь был величайшей честью и тяжелейшим бременем: возглавить отсчёт и дать начало новому циклу.
Он был воплощением своего сезона: суровый, непоколебимый, высеченный из векового льда. Его любили за справедливость и боялись за бескомпромиссность. Он был столпом системы, её надёжной, холодной опорой.
– Готовься, Властимир, – прошептал ему на ухо Жареяр , Владыка Лета, сияющий в золоте и багрянце.
Властимир лишь кивнул, не отрывая взгляда от небесной сферы на циферблате.
И вот он начался. Глухой, рокочущий удар колокола, от которого задрожала земля.
Один…
Лица людей озарились надеждой.
Два…
Три…
Во дворце, у самого подножия часов, в покоях, отведённых для семьи Владыки, его супруга Лада вскрикнула от боли. Роды начались стремительно и неожиданно, точно вьюга на равнине. Повитухи в синих одеждах Зимней касты засуетились, их лица были бледны от страха. Родить в ночь Перехода – дурная примета. А родить в сам миг его пика…
…Десять…
Властимир услышал отдалённый крик из покоев. Его железная воля дрогнула. Ладонька…
…Одиннадцать…
Он мысленно молился всем духам предков, чтобы они уберегли её.
… Двенадцать…
На площади взметнулся ликующий рёв. Фейерверки готовы были рвануть в небо, люди – обняться и закричать поздравления.
Но перехода не последовало.
Стража на постах замерла с поднятыми рогами, из которых так и не хлынул ликующий напев. Язык колокола остановился, не долетев до края. Пламя в факелах и светильниках застыло, не колыхаясь. Снежинки повисли в воздухе, словно бриллиантовая пыль. Всё погрузилось в абсолютную, оглушительную тишину. Время остановилось.
И в этой звенящей, неземной тишине, разорвав её, прозвучал первый крик новорождённой.
… Тринадцать…
Секунда длилась вечность. И тут время с рокотом хлынуло вперёд, будто сорвавшаяся с цепи лавина. Рёв толпы, музыка, хлопки фейерверков – всё навалилось разом, оглушительное и невпопад.
Но ликования не было. Была паника. Люди тыкали пальцами в небо, на часы, с ужасом перешёптываясь: «Тринадцать ударов! Было тринадцать ударов!».
Властимир стоял, вцепившись в посох белыми от напряжения пальцами. Его ледяное спокойствие было разбито вдребезги. Он не слышал вопросов других Владык. Он слышал только эхо того детского крика, прозвучавшего в немыслимой тишине.
Он бросился во дворец
В покоях пахло травами и кровью. Лада, бледная, прижимала к груди завёрнутый в простой лён свёрток.
– Посмотри на неё, Властимир, – прошептала она. – На нашу дочь.
Он подошёл, и замер от ужаса. Девочка была бледна словно снег. Её волосы были белые лишь с отблеском инея … а глаза серебристые как сталь
Дурное предчувствие повисло в воздухе
Он знал , все дети зимнего сезона Хиемалий имели черно иссиние волосы и голубые, синие глаза . Никак иначе
Он протянул руку, чтобы прикоснуться к её щеке. В ту же секунду старшая повитуха, её лицо искажено ужасом, бросилась перед ним на колени.
– Владыка! Прости! Посмотрите на метку!
Она дрожащей рукой развернула пелёнку. На нежной детской коже, прямо на запястье, виднелось идеальное, будто нарисованное, пятнышко. Оно не было похоже на метки сезонов – ни на цветок Весны, ни на солнце Лета, ни на лист Осени, ни на снежинку Зимы.
