Март 2003 года.
Катя сидела в ординаторской в ожидании чая. Чайник бодро шумел,
но пока не кипел. Сегодня ночью её дежурство, и она надеялась, что
оно пройдёт спокойно. Врач, с которой они сегодня дежурили, Зоя
Николаевна, ушла к подруге в хирургию, располагавшуюся этажом
выше.
Телефон, который стоял тут же на столе, зазвонил так резко, что
Катя невольно подпрыгнула: кто звонит в такой час?! Почти
полночь... А звонок не внутренний, не из больницы: мигает красный
огонёк, а не зелёный.
- Терапия, - осторожно ответила она
- Бабушкина, привет! - грянул в ухо весёлый и бодрый голос
Олеськи, подруги и бывшей одноклассницы Кати. - Я тебе ещё вечером
звонила домой, Мария Ивановна сказала, что ты дежуришь сегодня. Но
у меня то одно, то другое, вот только собралась позвонить!
Мария Ивановна – это мама Кати. Они живут вдвоём после того, как
сначала, десять лет назад, от них ушёл отец Кати, а восемь лет
назад, в первую Чеченскую кампанию, погиб старший брат Кати,
Евгений.
Они с мамой пережили вместе тяжелейший период. Кате было не до
подростковых выкрутасов. После девятого класса она поступила в
медицинское училище, которое окончила почти три года назад, и с тех
пор работает процедурной медсестрой в терапевтическом отделении
одной из самых больших и прославленных МСЧ их миллионного
города.
Пока Катя училась, успевала подрабатывать на почте, а летом -
няней в детском саду.
Сейчас им стало легче. Боль немного притупилась, они свыклись,
научились жить с этим. Маме было ещё всего пятьдесят, она работала
воспитателем в детском саду. С деньгами стало посвободней, они не
считали напряжённо каждую копейку. К тому же, у мамы появился
мужчина, Василий Петрович, довольно известный в их городе
художник-акварелист. Ему было шестьдесят два, дети выросли, жену
похоронил три года назад. Звал маму замуж, а она пока думала. Катя
знала, что мама согласится, преодолеет сомнения, ведь от добра
добра не ищут. Жизнь налаживалась.
- Тебе чего не спится, Олеська? - спросила Катя, придерживая
трубку плечом и наливая чай в кружку. - Ты бы ещё в три часа ночи
позвонила!
- У меня к тебе дело на миллион, Бабушкина!
Можно было догадаться. Олеська теперь всегда вспоминала о ней,
Кате, исключительно по делу. И когда это случалось, она могла Катю
даже из-под земли достать.
Времена их чистой, незамутнённой ничем дружбы давно миновали.
Олеся осталась в школе, когда Катя ушла после девятого класса,
окончила одиннадцать классов, выучилась на бухгалтера, а теперь
работала кредитным экспертом в одном из частных банков. Помог ей
туда устроиться один из многочисленных любовников, коих у красивой
грудастой блондинки Олеськи было как у дурака махорки.
- Ты знаешь, что Суворов руку сломал? - мелодичный голос Олеськи
вернул Катю к действительности. - Правую! А он на диплом
выходит!
- Нет, не знаю. Откуда я могу знать?
Катя напряжённо думала, какое отношение перелом руки имеет к
ночному звонку Олеси.
Артём Суворов - тоже их одноклассник, и они всегда, чуть ли не с
первого класса, были с Олесей «парой». Даже сейчас, когда Олеська
брала от молодости и жизни всё, Суворов оставался у неё
«постоянным». Потому что он был «проверенный годами и
перспективный». Он единственный из их класса окончил школу с
золотой медалью, а сейчас заканчивал учебу на
механико-математическом факультете самого лучшего университета в их
городе.
- Как Артём умудрился сломать руку? - Катя искренне удивлялась.
Суворов, насколько она помнила его, никогда не был ни спортсменом,
ни сорвиголовой.
- Мы на лыжах ходили в воскресенье, на базе, закрывали сезон.
Неудачно съехал с горы, - беззаботно ответила Олеська.
- Ясно. А какое дело-то ко мне? Суворов твой явно дома,
амбулаторно лечится. Вряд ли он тут, в стационаре.
