По пустой трассе, разрезая прохладный воздух августовского утра, летела синяя двухколёсная «Хонда». Солнце только встало, и по полям, раскинувшимся вдоль дороги, ещё стелились облачка белого тумана. Рёв мотоцикла разрывал тишину, наполненную лишь пением птиц в ветвях деревьев и шорохом насекомых в траве. Водитель в чёрной кожаной куртке и синих потёртых джинсах давил на газ. Сзади, вжавшись в его широкую спину, сидела девушка. Её длинные тёмные волосы, выбивающиеся из-под шлема, трепал ветер.
В это же время навстречу им не спеша, словно боясь спугнуть начинающийся день, двигалась чёрная «тойота». Дорога поднималась в горку и давала некрутой изгиб. Мотоцикл блеснул на солнце глушителем, наклонился влево и уверенно вошёл в поворот, но вдруг начал тормозить и уходить в занос. До автомобиля оставалось не больше пятидесяти метров. В следующую секунду раздался удар, а потом тишина снова накрыла всё вокруг.
* * *
Я проснулась от запаха кофе и булькающих звуков кофеварки, но прежде чем открыть глаза, тихо застонала от тупой боли в голове. Повернулась на бок. Боль стала сильнее и противно запульсировала в висках. Надо же было вчера так напиться! Стоп, что происходит у меня на кухне?
Кто-то определённо варит кофе и жарит яичницу. И чтоб мне никогда не встать с постели, если это мама. Я медленно разлепила глаза, провела рукой по лбу, чтобы убрать спутанные волосы и хоть немного унять головную боль, потом так же медленно встала, натянула на голое тело футболку и на цыпочках проскользнула в ванную. Прежде чем столкнуться лицом к лицу с неожиданной реальностью, нужно хоть немного привести себя в порядок.
Из зеркала на меня смотрело ни больше ни меньше огородное пугало. Короткие чёрные волосы торчали вверх, как панковский ирокез, под глазами – круги от осыпавшейся туши, на щеке – глубокая вмятина от подушки. Я поливала лицо то горячей, то холодной водой, а потом просто засунула голову под кран и с мазохистским удовольствием почувствовала, как ледяной поток нещадно студит кожу.
Наскоро промокнув волосы полотенцем, я глубоко вздохнула и пошла на кухню. Уселась в своё любимое глубокое голубое кресло и уставилась на невысокого мужчину, босого, в джинсах и белой футболке, который отвлёкся от шипящей на плите сковороды, и взглянул на меня.
– Привет! Кофе и яичница готовы. Ничего, что я тут похозяйничал?
Свеженький, как горячий пирожок. Светлые вьющиеся волосы, круглые голубые глаза за прозрачными стёклами изящных, почти незаметных очков и раздражающая улыбка на лице. По-детски радостная, чуть смущённая, искренняя. Так бы и убила. Его лицо показалось мне знакомым, как будто мы встретились не вчера, а знали друг друга гораздо раньше, и это смутное царапающее ощущение только усилило мою желчность.
– Ничего, – пробормотала я, желая только одного: чтобы незнакомец поскорее убрался с моей кухни и оставил меня умирать с похмелья. Чёрт, я даже не помню, как его зовут!
Он уже положил в тарелку горячий завтрак, пододвинул её поближе ко мне и поставил рядом кружку с кофе, из которой я никогда не пью. Мне совершенно не хотелось быть вежливой или деликатной. Мы познакомились вчера в клубе и провели вместе ночь, но это не значит, что утром можно вот так бесцеремонно вторгнуться на мою кухню, готовить мне еду и вести себя как ни в чём не бывало. Он должен был просто чмокнуть спящую меня в щёку, оставить свой номер телефона на всякий случай (которого никогда не будет) и тихо покинуть квартиру, растворившись в утреннем тумане.
Яичница оказалась чертовски вкусной, незнакомец не только не забыл её посолить, но даже нашёл в моём вечном кухонном бардаке специи: сушёный чеснок и копчёную паприку. Мой желудок, чего я от него не ожидала, с благодарностью принял еду. И кофе был чёрный, без сахара, как я люблю.
