Глава 1. Безымянная картина
От автора
Все локации в романе выдуманные. Вы не найдёте сёла Чарык и Каракарган, гору Алтынташ или реку Талсу на карте. Но эти места имеют свои прообразы и воссозданы на основе моих впечатлений от путешествий по Горному Алтаю.
Крышка подпола тягуче скрипнула. Босые ноги лизнул могильный холод. Она вгляделась в открывшуюся темноту, пытаясь понять, что ждёт её там, внизу. Но ничего, кроме верхней ступеньки деревянной лестницы, не увидела. Сердце зашлось. Желание броситься вперёд и наконец сделать то, к чему она готовилась три месяца, закружило голову. Но мышцы словно парализовало.
«Останься со мной… Останься… Останься…» – пульсировало в крови. Так громко, что, казалось, этот голос разорвёт барабанные перепонки.
Захлопнуть крышку. Развернуться. Упасть в спасительные объятия. Одно движение – и этот ужас закончится. Простить, забыть, начать сначала. Возможно ли? Она ведь почти поверила, что возможно. Почти.
«Родная, мы ждём тебя», – другой голос позвал из темноты.
Сухие глаза. Сухие слепые глаза. Почему нельзя заплакать? Чтобы картинка расплылась, чтобы в разводах слёз темнота ожила и отпустила её, чтобы испугаться по-настоящему. И остаться.
Но когда вдалеке зазвенел детский смех, она сдалась. Скользнула стопой на первую ступеньку, успев заметить, что ногти посинели, а лодыжки покрылись гусиной кожей. Шаг. Второй. Третий. Медленно погружаясь во мрак, она не оборачивалась. То, что оставалось за спиной, держало крепче корабельных канатов, но голоса её дочерей разрезали эти канаты, как скальпель нитку, и она продолжала спускаться в подпол.
Оказавшись на предпоследней ступени, нашарила ручку крышки и дёрнула. Та грохнула сверху как крышка гроба. Свет погас. Студёная влага облепила тело.
Она закрыла глаза и закричала.
***
– Барахло…Барахло… Барахло… Сколько можно совать мне свой винтаж? Как будто у нас антикварная лавка, а не картинная галерея.
Вера без энтузиазма листала на смартфоне фотографии, присланные её помощницей. Бронзовая статуэтка Ганеши, настольные часы из янтаря, резной комод, книги… Вдруг на экране появился холст, закреплённый на подрамнике. Фото было сделано наспех, при плохом освещении, но Вера застыла, не в силах отвести взгляд.
На холсте был изображён пожар. Поздний вечер, контур горы, одинокая берёза и объятая пламенем деревянная изба.
Огонь казался живым. Вера даже моргнула – на долю секунды ей показалось, что его языки заплясали на фоне кобальтово-синего неба и выстрелили вверх сотнями крошечных проворных искр. В том, как он пожирал стены дома, было что-то жуткое и одновременно завораживающе. Совершенно ясно – ничего уже не спасти. И только потом Вера разглядела на переднем плане женский силуэт. То ли девушки, то ли старухи. Неестественно прямая спина, напряжённые руки, растрёпанные волосы и багряный ореол вокруг головы. От неё веяло горьким дымом и вселенским одиночеством. Что чувствовала эта женщина: ужас от потери дома или злое ликование?
Вера положила телефон на стол и посмотрела в окно. Камень, стекло, асфальт. Люди, машины, автобусы. Пыльно-зелёные тополя, почти чёрные ели. Жидкий сумрак, серое небо. Но в эту минуту горящий дом, нарисованный неизвестным художником, и несуществующая женщина оказались гораздо реальнее, чем мир за пределами Вериного кабинета.
Белые стены, оштукатуренные с лёгкой небрежностью, всегда казались ей чистым листом бумаги, идеальными декорациями для любого действа. Как причудливо на них танцевали тени деревьев и блики луж в дождливый день. Как радостно скакали солнечные зайчики, отражаясь от прозрачных кристаллов ловца света, подвешенного над окном. Сейчас они показались Вере стерильными, пустыми, скучными.
