***
Моя комната такая же серая как осеннее московское небо. Я сижу
на узкой кровати и смотрю на отходящий кусок обоев, трещины на
штукатурке и гадаю, имело бы смысл его подклеить, но этим конечно,
никто заниматься не будет.
За дверью уже слышны голоса, родные суетятся, готовятся, ведь
сегодня не просто обычный день, сегодня наш дом посетит «папин»
друг. Я называю Николая Юрьевича папой, хотя это, конечно не так, и
мне все об этом напоминают вот уже шестнадцать лет. Мама встретила
Николая, когда мне было два. Он конечно сразу же покорил ее
дорогими подарками и разными обещаниями, которые, к его чести, он
почти сдержал. Она так говорит, во всяком случае.
Встаю со скрипом, голова кружится и мне кажется, что я вот-вот
упаду, жмурюсь, чтобы попытаться хоть как-то удержаться на полу.
Головокружение уходит и я, пригладив растрепанные волосы, выхожу в
коридор, где на стенах эти хмурые и немного пугающие картины
маслом.
***
Суета сразу же захватывает меня. Мама бегает из комнаты на
кухню, командуя Машей и Полиной. Эти две девушки пришли на смену
прошлым. Маша и Полина плохо готовят, посредственно убираются и
абсолютно не умеют выбирать овощи. Ну, во всяком случае, мама
говорит это каждые десять минут вот уже месяц. Папа же только
пожимает плечами и утыкается в ноутбук, что-то помечая в своем
блокноте. Он сидит на кухне и пьет свой неизменный черный кофе.
Я планирую улизнуть от этой суеты, но мама ловит меня за локоть
и в руке у меня ощущается холод ключа. Лицо мамы вымазанно глиной,
а волосы закручены в бигуди — не слишком ли рано, он же придет в
17, еще куча времени. Мама толкает меня в спину к комнате для
гостей: «Давай приготовь там все, он может захотеть остаться.»
«А нельзя просто его спросить?» — раздражение и злость в моем
голосе пугает даже меня.
Мама ничего не отвечает, и идет в свою комнату, полы ее
шелкового халата протирают вслед за ней паркет, вероятно она
специально искала именно эту длину, ради такого эффекта. Ну, мне
ничего не остается как послушаться. Несколько шагов, металлический
щелчок замка и я там.
Большая теплая комната с дверью на балкон и с собственной
огромной королевской ванной комнатой. Я плюхаюсь на огромную
кровать и смотрю на полог, на статуи каких-то истуканов, на
репродукцию Рембрандта, что-что, а Николай Юрьевич любил всегда
оказывать гостям царский прием. А тем более, своим партнерам по
бизнесу. Мои руки вдевают одеяло в пододеяльник, а я пытаюсь
вспомнить, когда же я впервые узнала о нем.
Впервые, да-да, помню это было когда мне было шесть, примерно.
Отчим тогда ходил на какие-то встречи бизнесменов и они видимо там
и познакомились.
Он тогда был совсем молодым совсем юным, но уже состоявшимся
предпринимателем. И тогда они решили сделать совместный бизнес, это
конечно их сблизило. И нас.
Я прыскаю, разглаживая складки на шелке простыни. Нас, вот
смешно. Как будто есть какие-то мы. Мы, это моя влюбленность,
которая замерла, но видимо не прекратилась с его отъездом пять лет
назад. И вот он возвращается и мы будем вместе, ага. Надежда и
предвкушение сдавливает живот. Я сажусь на мягкий ковер у
электрокамина и запускаю пальцы в длинные ворсинки ковра. Пять лет
назад он конечно и не думал, о чем-то таком, но сейчас. Сейчас, все
может поменяться. С силой тяну ворсинки ковра и шепчу.
— Идиотка! На кой ему какая-то простушка вроде меня.
Смотрю в отражение. Простые, серовато-коричневые волосы,
тусклые. Наверное, имеет смысл выпрямить их маминым утюжком, или
купить свой, ведь теперь у меня будет зарплата. И, возможно, даже
чаевые. Но для начала я куплю себе осеннюю обувь, не знаю, что там
у Николая за трудности с деньгами, нельзя сказать, что он когда-то
был сильно щедр ко мне, но в день рождения он сказал мне, что-то
вроде: «Ну все, ты уже взрослая. Крыша у тебя есть, еда тоже. А обо
всем остальном заботься сама.» И дал 1000 рублей подъемных, так
сказать.
