Умирая от скуки, он подыхал и физически от голода жажды, покидая родной город, в котором был разочарован окончательно. Андрей больше не ожидал помощи от окружающих, избрав смерть ощущению их к себе презрения; он больше не надеялся наладить жизнь. Всё. После их решения его так бросить ему ничего больше не оставалось.
Солнце, словно поводырь Судьбы, освещало ему путь до выхода, но он не имел и представления о том, как пешком выходить отсюда. Пока он шёл улицу за улицей он не смотрел на людей вообще, но путь предстоял долгий: не один день по его предположению требовалось, чтобы достичь хотя бы просторное место на природе, хоть и рядом с трассой.
Пока он шёл мимо серых высотных зданий с красивыми встроенными окнами в Американском стиле, он испытывал агонию собственного отчаяния: до этих событий он спокойно жил, как обычный гражданин этой страны, но после, словно государство против него заговор выстроило. Начало невезти, жена начала с ним ругаться, дети отвернулись от него, даже вслух обзывая олухом, а на работе всем стало мерещиться, что он неисполнителен. Попробовал найти новую: тоже как заговор. Просто он и не нужен даже туда. Вообще к нему нет вопросов. Неинтересен и всё. Он жил и всегда верил, что человеку нужен человек, но сейчас оно осознал, что сильно ошибался. Человек нужен человеку всегда для какой-то цели или деятельности, даже если это брак. Просто так ты можешь быть нужен разве природе, что должна даровать тебе смерть и не более. Нет такого человека, кому ты будешь нужен просто так. Даже твои родители будут тебя использовать, как минимум, в старости, так как в частности ты им стал нужен только ради этого, а так они бы одни пожили и умерли молодыми, чтобы не стареть.
Он продолжал идти, преодолевая тяжбу и упадок, ощущая от прохожих мимо него это презрение. Его сердце горело жаждой всех переубивать, так как он понимал, что его просто кинули, но он не стал. Он не стал не потому что боялся тюрьмы, так как с его позиции он мог бы там бесплатно жить и есть, а потому что он испытывал к ним сейчас нечто более глубокое, чем просто презрение. Это чувство к ним даже не могло им быть до конца осознанно: новое чувство, до селе никем не испытанное к собственному народу.
Продолжая путь, он вспоминал Кремль. Он вспоминал, как ещё ребёнком мечтал работать в политике, но у его родителей не было денег на должный уровень образования, и он просто выучился на слесаря. Он знал, что считается, что ввод платного образования нужен. Чтобы люди осваивали рабочие специальности, но по факту это получилось воротами к изгнанию из страны. Без образования никто не нужен, так как смысл жизни в обществе – это труд даже по старым устоям и условиям.
Несомненно, всё вокруг было пропитано красотой и кровью, но его отчаяние гасило всякое теперь соболезнование.
Его горькие помыслы не прекращались, и он просто продолжал идти, погрузившись в себя, как он считал.
Естественно, он не был симпатичным с точки зрения общества: нет нормальной одежды, нет марафета и единственная надежда дойти до реки или умереть по дороге туда. Никому от него ничего не было нужно, а он всю жизнь верил лишь в своих товарищей, семью и детей. Однако падать от отчаяния и плакать было нельзя: люди в агрессивности могут забить на смерть. Он знал эту реакцию и вообще не подавал никому присутствия. А кому что будет. Если решат над ним поиздеваться? Он стране больше не нужен.