Дым ее солнечных волос туманил его
сны и бередил душу уже которую ночь. И каждый раз, стоило князю
заметить девичью фигурку, что ярким пятном мелькала меж деревьев в
мрачном лесу, где таилась чернильная тьма, и не проникало солнце,
как к сердцу подступала тоска, да такая горькая, что хоть волком
вой. Сны эти покоя лишали, и будто о чем-то предупреждали, но князь
никак не мог разгадать их суть, как ни силился. Что ж за наваждение
такое? Опять в его сны непрошенная гостья! Почему она снится ему?
Почему?
И в эту ночь она вновь пришла в его
сны. Драгомиру показалось, что лишь коснулся он щекой подушки, как
сразу утащил его сон. Странный и пугающий. Стоит он на берегу
широкой реки, а над ее тихими водами стелется сизый туман. И ветер
молчит, и птичьих трелей не слышно. Будто замерла природа в
ожидании… чего же?
Тихий всплеск и вздох. Драгомир
повернулся на звук. Это она! Незнакомая девица, лишившая его покоя.
Вышла из реки, словно русалка, и льняная беленая рубаха прильнула к
женственному телу с плавными изгибами. Как дивно она хороша! Князь
окинул взором и бедра пленительно-округлые, и тонкий стан, и полную
налитую грудь, чьи темные навершия призывно просвечивали сквозь
мокрую ткань облепившей девицу рубахи. Ее волосы – золото и медь,
всполохи купальского огня, струились вдоль точеного тела до самых
бедер. Колдовские глаза блеснули малахитовым огнем, затянули в свою
глубинную зелень. Так бы и глядел в них, не отрываясь…
Драгомир мотнул головой, прогнал
наваждение. Она подошла еще ближе. А князь словно к месту прирос –
не в силах был взор отвести от неземной красы этой незнакомки. И
так его девичье тело завлекло, ладное и пригожее, что не сразу
увидел он увядший венок, что венчал ее голову. Мертвые цветы…
Дурной знак, дурной. Во всех землях Златославии эта примета
известна.
И не успел великий князь сообразить,
что к чему, как девица сняла с головы своей венок, бросив его
наземь. Взглянула на князя с неизбывной тоской в малахитовых глазах
и развернулась, вознамерившись уйти.
- Постой! – окликнул он ее, и тогда
проснулся.
Весь день Драгомир не мог отринуть
мысли о девице, все думал и гадал он, к чему она снилась. О чем
хотела молвить? На следующую ночь девица вновь явилась к нему во
сне. Князь хотел подойти поближе, да не смог, будто меж ними
пролегла незримая преграда. На этот раз ее тонкие, дрожащие ладони
держали горлицу, и стоило точеным пальцам разжаться, как птица
безжизненно свалилась девице под ноги. Горлица оказалось мертвой.
Девица воззрилась на Драгомира с немой мольбой.
- Что ты молвить желаешь этим? Что
это за знаки? Почему ты приходишь ко мне? – горячо воскликнул
князь, и его взор зацепился за девичьи руки.
Что за диво? Левый безымянный палец
таинственной гостьи венчало кольцо, да не абы какое, а родовое
кольцо его матери, Хозяйки Медной горы! Золотое, с малахитами,
хризопразами и змеевиком. Кольцо это давно пропавшим считалось, но
Драгомир был готов поклясться, что это точно оно.
- Откуда у тебя это кольцо? Где ты
его взяла? Молви сейчас же! – приказал он девице, но она лишь
тяжело вздохнула. Покачнулась, словно ей дурно сталось, и Драгомир
проснулся в своей почивальне.
Тяжко вздохнул он. Точно, как та
девица из его снов. Сон казался таким ярким, похожим на явь, что
князь невольно помыслил – а это, в самом деле, сны? К чему это
кольцо привиделось? Внезапная догадка уколола сердце. «Неужели это
предвестие скорой смерти? Неужто матушка покойная зовет меня к
себе?» - сам себе промолвил князь, и от мысли этой содрогнулся. –
Не время мне переходить Калинов мост, совсем не время! Молод я еще,
столько дел не успел воплотить! Наследника не оставил. Нельзя
государству моему без наследника, никак нельзя… И без сильного
властителя никак этим землям нельзя. Растащат недруги земли
Златославские, и опять воцарится смута».
