Метель всё не унималась. Шквальный ветер яростными порывами сбивал с ног. Снег рваными мокрыми хлопьями хлестал по лицу, слепил глаза, забивался за шиворот, заставляя тело непроизвольно содрогаться, в надежде сохранить тепло.
Пригнувшись к земле, Адель упорно пробивалась к машине. Сжимая в кулаках плотный бежево-горчичный твид, она тщетно пыталась удержать на месте полы удлинённого зимнего пальто.
Сомнения остались позади. Только одна чёткая установка: «Бежать!»
Бежать, не оглядываясь на большой спящий дом. Не думая, не взвешивая в голове все за и против тысячи раз. Просто бежать… От неприглядной правды и боли, которая за ней стоит, от тёплого света окон, трогательных разговоров у камина и игры в барбишет1. Бежать от своей слабости… Скорее. Пока люди, размотавшие уютный кокон, который она годами плела вокруг себя, смотрят предрассветные сны.
Когда они поймут, кого приютили в своём большом и дружном семействе, будет поздно. Увидеть разочарование и ненависть в их глазах – вот чего девушка боялась больше всего на свете.
Адель добрела до машины, набрав полные сапоги снега. Кожа ещё горела, помня о сильных руках, ласкавших её этой ночью, и эти воспоминания помогали не замёрзнуть окончательно, пока она освобождала машину из снежного плена.
Девушка кое-как расчистила багажник, дрожащими руками нащупала кнопку и с силой потянула крышку вверх. Где-то тут должна была лежать маленькая автомобильная лопата. Адель пошарила в темноте. Старый плед, аптечка, завалявшаяся с незапамятных времен, вскрытая пачка кунжутного печенья. Кольцо на заледеневших пальцах звякнуло о металл. Нашла.
Новый порыв ветра ударил в лицо. Адель не удержалась на ногах и села в снег, больно оцарапав ладонь о ледяную корку на бампере.
– Мать твою! – с чувством выругалась она, давя в зародыше бессильные слёзы. – Ну нет, ты меня тут больше не удержишь!
Зло полоснув взглядом по тёмному небу, она заставила себя подняться и взялась за лопату. Рывок, ещё один. Снег слипшимися комьями разлетался в стороны, освобождая путь для компактного кроссовера, намертво увязшего в ледяном плену.
– Потерпи, Матильда. Ещё немного, и я тебя вытащу, – бормотала Адель, не прекращая работать лопатой. – Тут до поворота всего ничего, а там дорога, которую обещали почистить.
То, что она делала, иначе как бредом назвать было нельзя, но бесконтрольный страх выключил кнопку «рассудок» и гнал девушку, словно затравленного зверька.
На востоке забрезжил рассвет, а снежная буря утихла, когда лопата отправила в полёт последний ком снега. Адель добрела до поворота и осмотрелась. Дорогу можно было назвать очищенной с огромной натяжкой, но попробовать прорваться стоило.
На ватных ногах девушка вернулась к машине и плюхнулась на водительское сиденье. Тело колотила крупная дрожь. Кажется, больничный ей всё-таки светит, и будет большой удачей, если игра в снегоуборочную машину не обернётся пневмонией с осложнениями.
– Так, без паники, мадемуазель лгунья, – приструнила Адель внутреннюю трусиху. – Не о том сейчас думаешь.
Нога привычно надавила на педаль, покрасневший палец замер на кнопке зажигания. Щелчок. Машина дёрнулась, но ничего не произошло. Адель надавила ещё раз – бесполезно. Она упрямо сжала губы и несколько раз нервно ударила по кнопке.
– Стерва! – рыкнула девушка. – Нашла время для выкрутасов, умничка!
Руки с размаха влетели в руль. Кажется, это были последние силы. Тело накрыла такая убийственная слабость, что даже дышать удавалось через раз. Адель откинулась на сиденье и закрыла глаза. По векам, больно врезаясь в сетчатку, прокатилась радуга.
– Грёбанная зима… Грёбанная жизнь…
– Интересное наблюдение, – над головой пронёсся приятный низкий голос, и адреналин кувалдой ударил в грудь. – Ничего не хочешь мне рассказать?
