В небольшом распределительном зале, несмотря на сотню собравшихся в нём хранов, было как обычно тихо. Мерный голос, звучащий из расположенного по всему периметру стен экрана, наговаривал давно опостылевший текст. Приятный и бархатный на слух, он вкрадчиво вещал об уникальности и социальной значимости собравшихся, ценности приносимой ими жертвы на благо общества и прочем бреде, который должен был вдохновлять.
Кас привычно пропускал все его посылы мимо ушей. Впрочем, многие его сопартийцы говорили, что подобные речи и правда успокаивали. Одно дело – идти на смерть по привычке, и совсем иное – зная, что отдаёшь жизнь за других, возможно, своих близких и друзей. Кас же считал, что разницы для мёртвого нет никакой – он уже мёртв. Вряд ли те, кто умирал на его руках, истекая кровью, думали о великих целях и прочей ерунде – они просто хотели жить.
Вальяжно разместившись среди прочих на длинной скамье, Кас дожидался своей очереди распределения. Он никогда не садился по краям скамей: экран занимал лишь верхнюю часть стены, чуть выше среднего человеческого роста, а вот нижняя состояла из серебристых металлических пластин, подобно зеркалам, зрительно увеличивающих зал и количество в нём собравшихся.
Один из покойных товарищей Каса подмечал – вероятно, у стены был ещё один функционал: видя себя в отражении в строгой чёрной форме, вид которой мало менялся за всё существование Хампта, многие могли сопоставлять себя с героями, мелькавшими на экране выше, и верить, что сами смогут стать таковыми когда-нибудь. Так это или нет, знали лишь управленцы, но видеть своё изуродованное шрамами лицо Кас лишний раз не хотел, да и все эти псевдовдохновляющие потуги на него должного влияния никогда не оказывали.
Распределитель, представляющий собой плоский экран, висящий над выходом, периодически пощёлкивал, ознаменуя смену номера на нём. По имени храны обращались только друг к другу и между собой – для всех вышестоящих лиц они были лишь набором цифр и букв, винтиками и шестерёнками в громоздком механизме системы.
Зал опустел наполовину, прежде чем Кас увидел свой шифр на распределителе. В несколько широких шагов он оказался возле двери под распределителем, которая помедлила несколько секунд перед открытием – расположенные по её краям сенсоры сопоставляли биометрические данные с буквенно-цифровым шифром. Кас шагнул в коридор, и дверь бесшумно закрылась за его спиной.
Перед ним возникла голограмма невысокой худой женщины лет сорока, в такой же чёрной форме, как у дозорных. Её подёрнутые сединой волосы были собраны в строгий пучок, а лоб закрывала ровная чёлка. Она посмотрела на Каса немигающим тяжёлым взглядом карих глаз, улыбаясь привычной недружелюбной улыбкой, и негромко произнесла:
– КН2403 Чар, рада приветствовать тебя на службе. Не забудь своё снаряжение. Удачи в дозоре.
Кас молча кивнул, забирая шлем и хрантоны из открывшейся в стене ниши, и поспешил на выход. Проводы в дозор главой Хампта каждого храна было незыблемой традицией, соблюдаемой от самого его появления несколько сотен лет назад. С развитием технологий стали ограничиваться голограммой, чему Кас был очень рад – видеть во плоти Лайенирту, нынешнюю главу Хампта и всего Тарнодана, для любого жителя этого мира не предвещало ничего хорошего. Для храна, так и вовсе могло грозить серьёзными неприятностями.
Вечерний сумрак казался ещё гуще из-за горящих над плацом прожекторов, освещавших монохромную картину из гладких, высоких, бетонных, тёмно-серых стен, увенчанных ощетинившимися острыми зубцами, в основании переходящих в такой же ровный плац. Вместе они создавали гнетущее впечатление, что люди здесь – маленькие муравьи на дне бетонной коробки.
