Дорогие читатели, вывести книгу из ознакомительного
фрагмента не получилось, поэтому перезаливаю заново. Книга будет
выложена полностью и бесплатно. Приятного чтения!
Дима
Эта тетка из инспекции ПДН пытала меня второй день подряд. Как,
мол, до такой жизни докатился, тебе всего шестнадцать, а ты
уже…
И вовсе я не «уже». Просто неудачные обстоятельства, поклеп со
стороны «очевидцев», плюс неблагополучная семья в анамнезе. В
итоге: все свободны, все гуляют, виноват я один.
По правде говоря, инспекторша была вполне себе вменяемая. Не
поучала, не отчитывала, а, скорее, сокрушалась, что не той дорожкой
иду. Расписала в красках, куда эта дорожка обыкновенно приводит.
После такой вводной я, видимо, должен был всё осознать и покаяться.
Но я упорно молчал.
Тогда она зашла издалека. Точнее, решила копнуть глубже:
- Дима, а какие у тебя отношения складывались с матерью, когда
ты был маленьким? Тебя часто наказывали?
Молчу. Разглядываю серые в трещинку стены ее кабинета, решетку
на окне, полку с книгами, в основном, кодексами. Откровенничать
здесь вряд ли кому захочется.
- Кто-то в детстве тебя обижал?
Ход ее мыслей я угадал – она добросовестно пыталась найти истоки
моего поведения. Но в моем случае истоки ни при чем. Просто
крайнего нашли. Я, конечно, не ангел серебристый и запросто ввалить
могу, если кто напросится. Но чужие грешки мне ни к чему, тем более
если это «тяжкие телесные».
- А ты не помнишь свое самое сильное впечатление? Радостное или
грустное.
Лучше бы спросила, по делу меня обвиняют или нет. Это ее
почему-то не волновало. Зато с упорством барсука-медоеда она
вгрызалась в дебри моего подсознания.
- А чего ты боялся больше всего? Может, и сейчас какие-то страхи
остались?
Эти дурацкие вопросы ни о чем мне надоели, и я «отключился».
Стал думать о своем.
Помню, маленьким я до жути боялся темноты. На ночь мама
оставляла свет в ванной – там, под самым потолком было окошко. Оно
сияло желтым, рассеивая тьму.
Однако эта поблажка полагалась не просто так – после отбоя
нельзя было выходить в коридор. Мать грозила ремнем, если посмею
выйти. Но я все равно запрет нарушил, хотя и не нарочно. Однажды в
ванной перегорела лампочка. Внезапная темнота ослепила. Постепенно
глаза привыкли, и тогда проступившие силуэты стали казаться мне
чудовищами. Я всерьез боялся спустить ноги, думал, что одно из них
вполне могло притаиться под кроватью.
В общем, не выдержал я такого напора эмоций – вскочил,
оттолкнулся что было мочи и прыгнул. Еще шаг – и дверь, за которой
светло… за которой мама. В те годы я любил ее до беспамятства, по
крайней мере, мне так помнится.
В тот вечер у матери был гость – незнакомый мужик. Они сидели за
столом в большой комнате, выпивали. Этот гость полностью заслонял
мать спиной. Только ее рука мелькала. В какой-то миг он словил
мамину руку, а мне, шестилетнему, напридумывалось черт знает что:
на маму напали! Маму надо спасать!
На цыпочках я скользнул на кухню. Взглянул на чайник: «Идея!
Всего и делов-то – плеснуть в мужика». Тронул – горячий, но
тяжеловат. Орудовать неудобно. Ограничился кружкой. Но и этого
вышло достаточно. Мужик подскочил и с диким воплем заметался по
комнате. Мать поначалу ничего не могла сообразить, но своему
спасению явно не обрадовалась. Ну а затем мне здорово досталось от
обоих.
Лупили нещадно, а уже побитого, закрыли в темной спальне. Было
тогда не столько больно, сколько обидно. Может быть, я и всплакнул
даже, потому что, ко всему прочему, мать пообещала сдать меня в
детдом. Зато темнота больше уже не пугала.
Да и вообще я понял, что страх, по большей части, надуман, а
потому решил просто не позволять себе бояться. Удавалось когда как.
Поначалу нет-нет да появится в груди знакомое, ненавистное
трепетание, как ни заглушай. Но тут уж хотя бы внешне я старался
сохранять невозмутимую мину.
