Глава первая. Девушки и собаки
В порту Альхесираса, октябрь 2018 года
Неужто конца-края этому не будет, Чарли?
Да ты сам не хуже меня знаешь, Морис.
Два ирландца мрачнеют в промозглом свете терминала, страдальчески и горестно жестикулируют – они родились с такими жестами и с легкостью ими разбрасываются.
Ночь в старом испанском порту Альхесираса.
Да и хуже места не придумаешь – тут прямо-таки надо отрастить глаза на затылке.
В паромном терминале жуткая атмосфера, зловещее чувство. Разит уставшими телами и страхом.
Видны потрепанные плакаты – пропавшие без вести.
Слышны объявления таможни – narcotraficante.
Варится в собственном ночном поту слепец, продает лотерейные билеты и щелкает зубами, как жирный гремучий гад, – лучше от его присутствия не становится.
Ирландцы беспечно глядят на лица прохожих, расплывающиеся в семи человеческих тревогах: любовь, скорбь, боль, сентиментальность, алчность, похоть, желание умереть.
Выше над ними, по эскалатору, – кафе-бар: шипит ожиданием, звенит жизнью.
Есть окошко с надписью Información – ну очень полезное, и под ним вопросительно торчит небольшой карниз.
Морис Хирн и Чарли Редмонд сидят на скамейке в нескольких метрах к западу от окошка. Им чуть больше пятидесяти. Теперь-то годы катят как волны. Их лица старой закалки – твердые линии подбородков, безалаберные рты. И по-прежнему – чуточку – лихой вид.
Оба в идеальном тандеме поворачиваются к окошку со знаком Información.
Не подскочишь, Чарли, не спросишь еще разок, для верности? Когда там, бишь, следующий паром?
Да, но там все тот же сидит. С кислой рожей. Он не из разговорчивых, Мосс.
А ты попробуй, Чарли.
Чарли Редмонд встает со скамейки, рассыпая кряхтенье. Разминает длинные кости. Подходит к окошку.
Он хромает и подволакивает неживую правую ногу с мягким скользящим движением, с натренированной легкостью. Забрасывает на стойку локти. Излучает наглую угрозу. Цепляет гримасу уличного пацана. Его испанский акцент – родом с севера Корка.
Hola y buenos noches[1], говорит он.
Долго ждет, оглядывается через плечо, окликает Мориса.
Глухо, Мосс. Так и смотрит с кислой рожей.
Морис грустно качает головой.
Блин, ненавижу безграмотность, говорит он.
Чарли пробует еще раз.
Hola? Прошу прощения? Хотел узнать насчет следующего парома, который с Танжера? Или… в Танжер?
Печальное молчание; жест.
Чарли оглядывается на друга и пожимает плечами, как informaciónista.
Тут только руками разводят, Морис.
Ты ему habla inglés[2] скажи, Чарли.
Но Чарли уже всплеснул руками и шаркает обратно к скамейке.
«Хуябла», говорит. Только руками разводит и глазами хлопает.
И рожа как от неудачного брака, говорит Морис.
Резко разворачивается и вопит в окошко:
Рожу попроще сделай, сука!
…и теперь довольно склабится.
Такая развязная скверная улыбка мелькает у Мориса Хирна часто. Левый глаз у него мутный и мертвый, правый – как заколдованный, жизнь в нем бьет ключом, словно компенсация. На Морисе потрепанный пиджак, черная рубаха с распахнутым воротом, белые кроссы и котелок, задвинутый далеко на затылок. Сразу видно: когда-то во все края мужик, но уже давно нет.
