Как это ни удивительно для наших мест, но лето началось с хорошей погоды. И ведь что странно, еще в последний день мая шел дождь, гремела гроза и ровным счетом ничего не предвещало тепла. Но уже первого июня над городом висела удушающая жара и нечем было дышать от испарений, исходящих от влажной земли и быстро высыхающих луж на асфальте.
Итак, жара навалилась совершенно неожиданно. Но легче от этого никому не становилось. Марише, которая чапала из магазина в магазин, таща в каждой руке по огромному пакету с покупками, и вовсе казалось, что у нее под ногами плавится асфальт. Во всяком случае, каблуки Маришиных босоножек глубоко увязали в нем. Да еще дорожные рабочие, словно нарочно выждав наступление жары, принялись расширять дорогу прямо под окнами Маришиной квартиры.
Если с утра в воздухе еще наблюдалось подобие вчерашней свежести, то к двум часам дня, когда Мариша закончила обход магазинов и возвращалась домой, от этой самой свежести не осталось и следа. Мариша была вся в мыле, проклиная и себя саму, и магазины, куда она потащилась, и мужа, который мог бы и сам купить себе свои проклятущие рубашки.
– Я же не прошу его покупать мне блузки! – ворчала Мариша, выбираясь из лифта на лестничную клетку.
Вообще-то, положа руку на сердце, она бы никогда в жизни и не допустила Смайла до такого деликатного дела, как выбор своей одежды. И если уж быть совсем честной, то ему и покупку рубашек нельзя было доверить, потому что вкус у Смайла был просто удручающий. В такой рубашке с ним потом было бы стыдно нос на улицу высунуть. Поругивая себя и некоторых никчемных представителей мужского пола, которые даже рубашку себе выбрать самостоятельно не могут, ужасно злая на весь мир и потная Мариша ввалилась в квартиру.
И сразу же наткнулась на улыбающегося Смайла. Это вывело Маришу из себя окончательно. В разгар рабочего дня мужчине полагалось быть на работе. И точка! Это был непреложный постулат, который Мариша готова была отстаивать с пеной у рта. В рабочий день мужчина может остаться дома только в том случае, если его внезапно парализовало. Но Смайл не выглядел парализованным. Напротив, он очень резво подскочил к Марише, чмокнул ее в щечку и, напрочь проигнорировав наличие у нее в руках свертков и пакетов, бодро потрусил на кухню, где насыпал в стакан несколько кубиков льда, потом открыл дверь холодильника и налил себе в мигом запотевший стакан ледяной пепси.
Мариша молча проследила за тем, как напиток в два мощных глотка отправился в горло Смайла, потом в сердцах шваркнула на пол все свои пакеты и забралась в душ. Постояв под прохладными струями, она немного успокоилась, но, как ни странно, от этого решимость наказать эгоиста только окрепла.
– Маришечка, ты чего? – ласково улыбаясь, поинтересовался у нее Смайл, когда она появилась из ванной. – Ты злишься, да? А на что?
– Почему ты не на работе? – поинтересовалась у него Мариша вместо ответа.
– Так у меня выходной же, – удивился Смайл.
– Именно сегодня? – недоверчиво уточнила Мариша.
– Да, – уже явно недружелюбно ответил Смайл. – Я тебе еще вчера об этом сказал. Перед полетом мне полагается свободный день. Могла бы себе это уяснить. Но ты никогда меня не слушаешь. Тебе, похоже, совершенно все равно, что происходит в моей жизни.
От злости, что муж присвоил себе ее текст, который она только что собиралась ему выдать, Мариша только зубами скрипнула.
– А ты где была? – осведомился у нее Смайл, словно это и так непонятно по раскиданным по полу в прихожей фирменным пакетам.
– В кино, – ответила Мариша. – Разве не видно?
– Ты не сердишься. Ты шутишь! – обрадовался недалекий в ссорах с женщинами Смайл. – Ты была в магазине? А почему покушать ничего вкусненького не купила? Я же тебя еще два дня назад просил купить мне сырокопченого мяса в нарезке. Только так тоненько-тоненько порезанного, чтобы пластинки были прозрачными на свет.