Часть 1
Думающий атеист, живущий по совести, сам не понимает, насколько он близок к Богу.
Потому что творит добро, не ожидая награды. В отличие от верующих лицемеров.
Ганс Христиан Андерсен
Холодный вечерний воздух слегка обжигает неприкрытую кожу. К звукам приближающейся ночи добавляются лишь два голоса. Они говорят тихо, почти шепотом, но со всей страстью, с которой полагается говорить двум любовникам.
Мужчина и женщина прячутся на балконе, от посторонних глаз, от всех собравшихся гостей большого праздника. И они снова говорят об одном и том же…
– Я столько времени ждал тебя! – мужчина хватает свою спутницу за предплечья и требует прямого взгляда. – Скажи мне сейчас, ответь раз и навсегда, готова ли ты быть со мной?
– Я должна быть с ним, – он мигом отпускает ее, отходит на шаг, словно боится обжечься. – Прости.
Он только качает головой и медленно отворачивается.
– Послушай, я…я… – запинается девушка. – Я забыла свои слова.
– Сто-о-п! – прерывает сцену громкий мужской голос.
Праздник гостей в зале также обрывается с командой режиссера, актеры массовых сцен перестают изображать веселье и с любопытством заглядывают на балкон.
– Юля, ну три дубля на одном и том же месте, в чем дело?
– Гош, такой нескладный текст, я путаюсь, – листая сценарий, произносит актриса.
Режиссер свирепо смотрит на Юлию и настаивает, чтобы она немедленно исправила все шероховатости. Тем временем зону, где раздаются вопли, покидает главный персонаж.
– Матвей, ты куда? – Георгий торопится догнать своего актера.
– Ну пока она доучивает, попью водички, – непринужденно отвечает высокий мужчина. – Нам пора бы все это заканчивать, знаешь?
– Что именно? – Гоша поправляет свои модные очки и подтягивает брюки.
– Ну сценарии в стиле «она отказала мне, сказала, что любит тебя». Пока учил эту дурь, тошнило прилично.
Гоша закусывает верхнюю губу от злости. Вот же сукин сын, как смеет издеваться над его проектом.
– Ах ты ради искусства здесь, дорогой? – ехидно произносит Георгий. – Ну так давай, иди в подвальный театр с тремя местами в зрительном зале и твори там искусство, а твой гонорар мы заплатим другому Матвею.
– Я один такой, – улыбается Мерцалов. – И ты любишь меня.
– Перефразирую: я люблю ажиотаж вокруг тебя, а так… ты заноза в моей волосатой заднице.
– Спасибо за подробности, – актер морщится и откладывает кусочек сыра из своих рук.
– Поправь, у тебя тут помада смазалась.
– Говнюк, – смеется Матвей и следует за режиссером, пока тот снова ругается на Юлю.
***
– Матвей!
Мужчина идет по павильону, когда слышит позади себя голос Олега, его агента и по совместительству друга.
– Закончили? – Олег нагоняет его и в знак приветствия хлопает по плечу.
– Да, чем ближе последняя смена, тем сильнее выматывает.
– Планируешь в скоро времени к Олесе?
Матвей на секунду задумывается. Мысль о предстоящей поездке почему-то его не радует. Возможно, потому что метания из одного города в другой изнурительны. Прежде он выезжал куда-то раз в полгода, теперь же он вынужден ездить из Питера в Москву, из Москвы в Питер, а потом еще успевать между делом гонять в Ванкувер, потому что там проходят съемки его возлюбленной, которые длятся уже полгода.
– Не, к черту. На этой неделе точно никуда не двинусь, ни к Олесе, ни к родителям, ни даже к Господу Богу.
– Ты же атеист, – косится Олег и быстро проверяет наличие крестика под свитером, словно давно собирался удостовериться, что он на месте.
– С моим графиком любой о Боге позабудет.
– Гореть тебе в аду, Мерцалов, – говорит Олег и кивком прощается с охранником.
Мужчины выходят в холодную осеннюю ночь. Матвей поднимает голову кверху и обнаруживает, что ночь делают еще темнее нависшие тучи.
