Когда я только начал исследовать слоги, то сразу же столкнулся с древнерусской Буквицей. Той самой, которая состоит из 49 букв. Я и раньше о ней знал, но поначалу она меня как-то не очень интересовала. А тут волей-неволей пришлось заняться её изучением. Вначале я самым внимательнейшим образом слушал лекции А.Ю.Хиневича. Википедия считает его автором древнерусской («древнесловенской» – по Википедии) Буквицы, несмотря на то, что родился Александр Юрьевич в 1961 году, а буквы из Буквицы уже находились практически во всех текстах и 18-го, и 19-го веков. Да и ранее тоже. Как, спрашивается, большевики в 1918 году могли отменить буквы Ять и Фита, если Хиневич к тому времени ещё не родился и не изобрёл их?
Потом я перешёл на лекции А.Н.Ивашко, смотрел ещё чьи-то ролики по этой тематике. Слушал внимательно, пытался искренне понять, даже завёл тетрадку и что-то туда записывал. Но, если честно, так ничего и не понял. Тогда это для меня казалось слишком сложным, тем более, что лекторы говорили о некой множественности образов одного и того же слова, о каких-то там уровнях его осознанности, о его святости, сакральности и т. д. и т. п. Для меня это было чем-то непостижимым.
Потом уже, много позже, до меня наконец-то дошло, что у слова может быть всего один образ («смысл», «значение» – кому как удобнее понимать), без каких бы то ни было дополнительных уровней и подуровней. Слово должно передавать только достоверную информацию, которую слушающий или читающий должны понимать исключительно однозначно. Никакой духовности, какой-то там возвышенности или святости образы слов в себе нести не должны. В них должна быть одна только сухая информация, иногда очень даже откровенная и циничная, но всегда очень краткая и правдивая. Слово не должно обманывать, намекать на что-то или подразумевать что-то. Истина в последней инстанции, как бы это пафосно не звучало, это как раз то, что наиболее правильно отражает суть образа слова. То, о чём в нём говорится, то обязательно существует на самом деле. Фактически, так оно и есть. Образ слова отражает исключительно реальную действительность, просто мы этого не понимаем.
Многие, так называемые исследователи древнерусского языка, не устают твердить о потере его образности, не понимая того, что и двести, и триста лет назад наш язык был точно таким же, как и сейчас. Да, меняется стилистика языка, его морфология, синтаксис, но грамматический строй всегда остаётся неизменным. И если мы вдруг перестали понимать образность языка, то он здесь совершенно не причём. Я вот, например, не знаю английского языка, но это же не значит, что его нет.
Дабы не выглядеть глупо и не делать открытий там, где они уже давным-давно кем-то сделаны, приходится изучать много литературы по данной тематике. Меня, конечно же, в основном интересует именно образность нашего русского языка. Литературы по этому поводу в настоящее время можно найти очень много, но ничего подобного, чтобы хоть как-то отдалённо напоминало мне мои исследования, я не нашёл ни у одного из авторов. О слоговом письме писали и П.Лукашевич, и А.С.Шишков, и Г.С.Гриневич, и П.П.Орешкин. Но они в своих трудах всего лишь доказывали, что любой древний язык – это тот же самый русский. Вопрос о том, что каждый слог в слове может нести в себе совершенно определённый образ, ими даже не рассматривался.
