На светлое дерево, из которого была
сбита наша конюшня, заходящее солнце бросало живописные блики всех
оттенков красного. Я натянула поводья, заставив Лэшер остановиться,
и обернулась к горизонту. Длинная дорога, с которой мы только что
сошли, желтой лентой вилась, разрезая фиолетовые поля аллиумов
надвое.
На вишне, посаженной мною возле
конюшни, заливался черный дрозд, приманенный правда уже не мной, а
младшей сестрой. И вся эта сцена, в центре которой я сейчас
находилась, захватывала дух, и всю сущность мою пронзило желание
умчаться вдаль, подхлестывая лошадь криком и не оглядываясь на
поместье. Я даже потрепала Лэшер по холке, призывая развернуться, и
уехала бы, правда уехала, оставляя все свои потухшие надежды здесь,
как вдруг, от конюшни раздался голос, звук которого, за последний
месяц я уже просто возненавидела.
- Леди Лорелла, вы отдаете себе
отчет в том, что ваше поведение недопустимо?
Я подчеркнуто громко вздохнула и
направила лошадь к воротам, где, уперев руки в боки и покраснев от
злости, меня ждал низенького роста пухлый, чрезвычайно важный
мужчина с большими залысинами и слишком крупным для такого мелкого
человека ртом. Одет он был как обычно – черный длинный кафтан,
застегнутый на все пуговицы, и поверх воротника жабо белоснежной
рубашки. Высокие сапоги до колен, совершенно мужчине не шли – при
таком длиннополом кафтане создавалось впечатление, что его ноги
Духи наметили, но продолжить забыли, а может им было недосуг. Все
это выглядело просто нелепо, но барон Гритберли, а это был именно
он, чувствовал себя абсолютно спокойно, и я бы даже сказала, был во
всеоружии.
Я специально спешилась рядом с ним
(а ведь уже всем в имении известно, как барон боится лошадей), и
передала поводья подскочившему конюху. Но соизволила ответить на
заданный мне вопрос, только погладив Лэшер на прощанье по спине
- Ваша милость, помилуйте (вы
оценили как звучит?), чем же я посмела вас возмутить?
- Вы прекрасно знаете, - сплевывая
каждое слово, и немного шепелявя на букве «с», заявил Гритберли. –
Не далее как вчера, мы с вами обсуждали, что поздние прогулки для
леди вашего положения не только, как я уже сказал, недопустимы, но
даже, на мой взгляд, абсурдны.
- Прошу прощения, - скромно потупила
глазки, обдумывая при этом способы убийства. – Наверное, я просто
забыла, мы же, дамы, так недолговечны в своем раскаянии и так
устойчивы в глупости.
Сказала я так, намекая на вчерашний
разговор барона с моим отцом. И если отец, запуганный тем, кто
послал Гритберли, краснея и хватаясь за подлокотники кресла,
промолчал, то я, и три мои сестры, которым уши никто не затыкал,
прощать такие слова не намерены.
- Отрадно понимать, что я в
очередной раз оказался прав, - с пафосом воскликнул барон. – Но
даже вы, особа, не обремененная излишними моральными и
интеллектуальными потугами, должны соображать, что далее так
продолжаться не может.
- Это вы сейчас к оскорблениям
перешли? – ахнула я. За месяц моих пакостей барон себе такого не
позволял, предпочитая отмалчиваться, а потом выпускать пар. Для
этого он скрывался в своей комнате и обзывал меня последними
словами. Об этом мне донесла младшая сестренка Дарлайн, сама я до
подслушивания не опустилась ни разу.
- Нет, я просто констатировал факт,
- рявкнул Гритберли. – И если еще раз, я повторяю, хотя бы еще раз
вы выкинете что-то подобное…
- То что? – холодно прервала поток
его угроз я, приподняв бровь и глядя на барона сверху вниз. Вдруг
разом преисполнилась гордости, присущей нашему роду, и еле
сдерживаясь, чтобы не залепить наглому выскочке пощечину, ядовито
заметила:
- Вы ничего не вправе мне
предъявить, барон. Ваше присутствие здесь, не более, чем блажь
моего высокопоставленного жениха, на которую мои родители почему-то
согласились. Будьте уверены, была бы на то моя воля, вы бы умчались
в закат, привязанный к лошади, в первый же день появления здесь. О,
и замечу, ваши дикие крики, вызванные страхом перед животными,
веселили бы всех обитателей нашего удела. Не заставляйте меня
придумывать всевозможные причины вас отсюда выгнать. Учтите, иногда
я бываю очень упорной, а в сочетании с моим злопамятством…вы
наживаете себе кровного врага.
